Чревовещатель. Ксавье де Монтепен

и ловко спустился вниз по железной перекладине, рискуя содрать всю кожу с рук. Как только ноги его коснулись земли, он пустился бежать к замку по аллее, пока не наткнулся на неподвижное и почти бездыханное тело Мунито.

      Мунито был прекраснейшим чистопородным бульдогом средних размеров и совершенно белым, за исключением черного пятна вокруг левого глаза, которое придавало ему поразительное сходство с каким-нибудь английским кулачным бойцом. Господин Домера приобрел его в Лондоне. Хозяева любили Мунито не только за его своеобразную красоту и исключительную силу, но и за необыкновенную понятливость и безупречную верность. Едва ли можно было в рошвильском округе и в соседних округах найти другую такую же безупречную сторожевую собаку. Однажды, увидев в парке вора, задумавшего обобрать яблони, Мунито схватил его за подол куртки и, несмотря на сильное сопротивление, привел его, или, скорее, притащил к Жаку Ландри.

      В настоящую минуту бедное животное билось в предсмертной агонии. Вся его шерсть снежно-белого цвета была покрыта кровью, вытекавшей из многочисленных глубоких ран. Распростертый на траве, окрасившейся вокруг него алым цветом, он едва дышал. Все его тело содрогалось, бледный и сухой язык был высунут из полураскрытого рта, глаза уже помутнели, у него не было больше сил даже стонать.

      – Мунито!.. Бедный Мунито!.. – воскликнул Сильвен, наклоняясь над ним. – Что за негодяй сотворил это?.. Так вот почему Раважо ворчал так яростно! Он почувствовал твою беду! О, и зачем я был так жесток с ним!..

      Услышав знакомый и ласковый голос – ибо, несмотря на свою внешнюю грубость, Сильвен в душе был предобрым малым и очень любил собак, – издыхавшая собака как будто ожила немного. Мунито приподнял большую круглую голову, и как будто свет разума блеснул в его глазах… Пес попытался было подняться на ноги, но не смог.

      Сильвен опять наклонился, чтобы взять его на руки, но не успел исполнить своего намерения. Собака опять упала. Какой-то глухой свист вырвался из ее перерезанного горла. Мунито весь вытянулся и больше не шевелился.

      – Все кончено!.. – пробормотал Сильвен. – Вот черт побери! Есть же злодеи на свете… Но что же твои господа, бедный Мунито? Что стало с ними? Погиб ли ты, защищая их? – И Сильвен, смахнув слезу, бросился бежать к замку.

      Дом был мрачен и молчалив, словно необитаем. Открытые решетчатые ставни бельэтажа пропускали лучи восходящего солнца, но прочные ставни нижнего этажа были закрыты. К главной входной двери вело крыльцо с пятью или шестью ступенями, украшенное вазами из старинного руанского фарфора, в которых стояли разнообразные цветы.

      Сильвен взбежал на крыльцо и взялся за ручку двери. Она оказалась заперта. Охотник дважды постучал изо всех сил и стал звать Жака и Мариетту. Ответа не последовало, только эхо повторило его крик. Сильвен обогнул замок и подошел к нему сзади, где было еще две двери. Но и те не уступили его усилиям, и там не ответили на его призывы. Только в стойлах и в птичнике царило оживление: корова мычала, коза блеяла, а куры кудахтали. Было ясно, что животные давно уже напрасно ждали, пока их покормят.

      III

      Сильвен