Лабиринт. Кирилл Каратаев

середина.

      – Вова, я начал задумываться о яркости моей жизни, – внезапно сказал Сергей. Он бросил вилку в недоеденный гуляш и уставился на Владимира.

      – В смысле пришла пора задернуть занавески? – Владимир не сильно удивился. К подобным беседам он давно привык.

      – В смысле – иногда хочется оранжевого, а в наличии только серое.

      – Я думаю, с этой проблемой так или иначе встречается каждый.

      – И ты?

      – И я, разумеется.

      – И как же ты эту проблему решал?

      – А я не решал, – улыбнулся Владимир. – Мне серое к лицу.

      – А мне? – спросил Сергей, совсем уже забыв про гуляш.

      – Не оденешь – не узнаешь.

      – Ну нет, – Шилов разочарованно покачал головой. – Не хочу я всю жизнь ходить в сером. Пускай даже и буду в нем красив, как черт!

      – Думаешь, лучше всю жизнь провести в оранжевом?

      – Я про то и говорю, – оживился Шилов. – Хотелось бы почаще переодеваться. Да не во что.

      – Ходи голым! – рассмеялся Владимир.

      – Шутка твоя, как этот гуляш, – заметил Сергей. – Можно, конечно, и посмеяться. Но только если больше смеяться не над чем.

      – Хоть смейся, хоть не смейся, а я прав, – сказал Владимир и отставил пустую тарелку. – Ведь всегда может наступить тот момент, когда ты вспомнишь про этот гуляш и поймешь, что он был прекрасен.

      – Только бы не на этой неделе, – вздохнул Шилов. – Эта неделя просто обязана оказаться прекрасной!

      – С чего бы?

      – Я так решил, Вова, – с легкой грустью ответил Сергей.

      Вернувшись с обеда, Владимир без особого интереса почитал новости, проверил почту и обсудил с Сергеем предстоящий футбольный тур. После чего вынул из тумбочки дежурную бутылку коньяка и отправился на шестой этаж, отмечать день рождения Горячева.

      – А вот и товарищ Горский! – Жора довольно улыбался, одновременно жуя огромный бутерброд. – Штрафную, Володя! Штрафную!

      От штрафной Владимир отказываться не стал, произнес классический тост, выпил и закусил домашним огурцом. После чего вручил Жоре коньяк и сел у края многолюдного стола, возле Надежды Витальевны, красивой и меланхоличной барышни, с которой было так приятно поговорить о ничего не значащей ерунде.

      – Наполнить твой бокал, Надежда?

      Надежда Витальевна имела обыкновение пить белое вино, а по прошествии второго бокала любила материться мелодичным, хрустальным голосом. Последнее обстоятельство предсказуемо делало ее желанной гостьей любого серьезного празднества.

      – Не спрашивай, Володя.

      – Не буду.

      Больше Владимир не спрашивал, и у Надежды весь вечер было чудесное настроение. Она забыла про очередной неудачный роман, про недоделанный и десять раз проклятый отчет, про сломанный ноготь. Она пила теплое шардоне и нежно, ласково ругалась матом.

      – За тебя, Надежда!

      – За тебя, Володя!

      – А за меня?! – обиженно кричал Жора, и все тут же пили за него.

      Изредка