Детский сад, штаны на лямках. Люся Лютикова

в грязной одежде.

      – Ну что за бред вы несете! – Елена воззвала к заведующей детсадом: – Марина Георгиевна, да скажите же им! Разве я бью Костика? Разве он голодает? Разве у него грязная одежда? Это ведь неправда!!!

      Бизенкова не ответила, только закатила глаза к потолку, словно сцена действовала ей на нервы.

      Алябьева поняла, что все бесполезно. Что бы она ни сказала, это ничего не изменит. Они пришли забрать Костика и заберут его в любом случае. Что-то странное стало происходить со слухом, слова долетали до нее с огромными паузами. Махнач ритмично открывала и закрывала рот, а Елена слышала лишь обрывки: «жестокое обращение… существует угроза жизни ребенка… немедленно изъять».

      Ленка осознала, что еще секунда – и она грохнется в обморок. Усилием воли она заставила себя стоять, даже расправила плечи.

      – Отдел опеки и попечительства подал в суд иск о лишении вас родительских прав. Заседание состоится через неделю, вот повестка, распишитесь. – Инспекторша сунула в руки Алябьевой бумажку.

      Лена отпрянула:

      – Я не буду подписывать!

      – Это ничего не изменит. Заседание состоится в любом случае, даже если вы не явитесь.

      – Где мой сын?! – закричала мать.

      Полицейский, который держал резиновую дубинку, подал голос:

      – Успокойтесь, иначе мы применим к вам силу.

      Ленка сердцем чувствовала, что Костик еще находится в саду, его не успели увезти. Мать выскочила из кабинета и кинулась открывать все двери, какие попадались ей на пути.

      – Костя! – кричала она. – Костик Алябьев! Сынок, ты где?

      За одной из дверей послышался детский плач. Ленка толкнула ее, но она оказалась заперта.

      – Костик, ты тут?

      – Мама! – закричал Костик. – Забери меня отсюда!

      Алябьева видела, как мужчины высаживают дверь ногой, никогда раньше ей не приходилось это делать, но сейчас она приказала:

      – Сынок, отойди подальше от двери, к самому окну!

      И с первого удара выбила хлипкий замок.

      Она бросилась в комнату, схватила своего малыша в охапку, вдохнула родной запах…

      Но к ним уже бежали. Пока трое полицейских держали Елену, инспекторша соцзащиты пыталась отодрать Костика от матери. Мальчик верещал что есть сил, вырывался, укусил злую тетку за руку.

      – Вот гаденыш! – скривилась Махнач, разглядывая кисть. – До крови прокусил, никакого воспитания! Так, ребята, – сурово обратилась она к стражам порядка, – шутки кончились, приступайте к работе.

      Пожилой полицейский убрал резиновую дубинку и вытащил электрошокер. Когда двое его коллег оттащили ребенка, он приставил шокер к шее Алябьевой и пустил разряд.

      Елена упала на пол. И до последней секунды, пока не потеряла сознание, в ее ушах звучал душераздирающий крик:

      – Мамочка-а-а!!!

* * *

      Ленкин рассказ поверг меня в шок.

      – Вот скоты! – повторяла я. – Какие же они скоты!

      – А дальше что было? – спросила Алка, нервы у которой, вероятно, были покрепче.

      – Как