Верните мне меня. Дарья Рагулина

мне в ногу воткнули что-то острое, вскрикиваю, дергаюсь, но струя перемещается выше – на бедро, туда, где кожа нежнее. Я понимаю, что это не смертельная боль, что это просто струя воды под давлением, но она бьет в одну точку и боль нарастает с геометрической прогрессией. Мой крик срывается на визг, мне кажется, что с моей ноги сорвали кожу, затем кусок мышцы, затем еще и еще, до самой кости. Бьюсь в конвульсиях, и стул опрокидывается назад, ударяюсь головой, «Керхер» затихает. Дышу тяжело, не могу вспомнить, когда зажмурилась, глаза открывать страшно, нога пульсирует, как от ожога, боль такая, что голова начинает кружиться.

      – Где этот ублюдок, тварь!

      Вслед за словами получаю пинок в бок, глаза сразу открываются, один из пешек стоит надо мной и скалится, пинок был не сильным, но унизительным. Никто никогда не применял насилия в мой адрес, поэтому боль перемешивается с панической атакой уязвленного достоинства, какое право имеет кто-то пользоваться своим физическим преимуществом и количественным перевесом! Хочу сказать в ответ что-то, но какие-то струны срабатывают и затыкают рот. Чувство страха за свою жизнь берет вверх, поэтому жалобно выдавливаю:

      – Я не знаю, я правда не знаю, где он!

      Стул поднимают, мысленно готовлюсь к еще одной водяной пытке, но из дома выходит один из них:

      – Саныч, там сейф наверху.

      Главарь поворачивается к нему, кивает, с ухмылкой поворачивается ко мне.

      – Ну что, визжалка, код от сейфа-то ты знаешь?

      Знаю. Вот его я, к сожалению, знаю, плотнее стискиваю зубы и отвожу глаза. Саныч удовлетворенно роняет:

      – Знает, продолжаем.

      Вода снова впивается в ногу, в ту же самую. Букет боли обретает новые краски, мой визг выходит на новые частоты, пешки вокруг потешаются, игра приобретает азарт. Иногда они делают перерывы, стул падает еще несколько раз, голос у меня срывается. С третьего раза они принялись за вторую ногу, и несколько раз чередовали в какое место бить. Я не знаю временной отрезок происходящего и перестаю понимать, почему не говорю им пароль от сейфа, там же не осталось ничего, кроме остатка денег. Может, именно деньги им и нужны? Но в воспаленном мозгу есть мысль о том, что я могла что-то упустить, что под пачками денег могли быть еще какие-то документы, просто я была не совсем адекватна утром, могла не увидеть какую-то бумажку или еще что-то.

      – Так, хватит водой баловаться, пойду гляну на этот сейф.

      Саныч уходит, солдатикам уже давно скучно наблюдать за этими пытками, кто-то курит, кто-то пьет кофе из наших кофейных чашек, кто-то просто сидит, уставившись в телефон, и иногда гогочет. Устало опускаю глаза на ноги. Никогда не думала, что в какой-то момент ощущение боли глохнет и становится назойливо тупым, неотпускающим, тянущим силы, от такой боли никуда не деться, но терпеть её можно. Кожа на ногах красная, местами лиловая, местами с синевой. По ощущениям кожи давно нет, тяжело вздыхаю и начинаю беззвучно рыдать,