Восставшее поколение. Сергей Грушко

Никогда раньше не видел их так близко.

      Лодка прошла метрах в двадцати от безмятежно лежащих животных. Они едва удостоили ее своим вниманием.

      Подул достаточно сильный попутный ветер, и скорость стала приличной. На подходе к устью Самура Андреич указал на далекий знак-треножник, одиноко возвышающийся на голом мысе:

      – Маша, Денис, это знак экспедиции вашего отца. Первый из двух.

      Дальше потянулись ничем не примечательные дни вдоль выжженного пустынного берега, на котором виднелись лишь редкие кривые деревья, колючки и грязно-серая трава. Часто приходилось идти на веслах, а иногда и приставать к берегу, пережидая встречный южный ветер.

      Через неделю изматывающей жары и тупой, бесконечной гребли Глеб заявил:

      – Если за нами кто-то и увязался, то вскоре пожалеют об этом. А если Радомир упрется и будет заставлять их плыть дальше, они взбунтуются.

      – Не исключено, молодой человек, не исключено, – прокомментировал Андреич. – К тому же уже вторая половина августа, а сентябрьские шторма никто не отменял. С ними здесь можно надолго застрять.

      Наконец, достигли Апшерона. На самой восточной его оконечности все еще стоял, немного покосившись от ветров и времени, второй знак.

      Сутки отдыхали на берегу возле небольшого ручейка, сбегающего с высоких холмов. Была слишком сильная волна, да и ветер не совсем попутный. Проверили продовольствие – остался последний мешок. Все, кроме основных круп, было давно съедено.

      – Вова, ты говорил, что каких-то семян из дому взяли, – Андреич подкинул дров в костер, и почему-то решил уточнить детали.

      – Редиску, морковку, свеклу, огурцы и помидоры.

      – Помидоры, – задумчиво повторил за ним Андреич, – помидоры. Хорошо.

      Он что-то прикидывал в голове, видимо, рассчитывая примерный рацион на следующий год. – Даже очень хорошо. Можно нормально питаться.

      – Жаль, картошки не будет, – сонным голосом сказал Денис.

      – А я думал, ты спишь, – повернулся к нему Андреич. – И без картошки можно прожить. Я первые три года здесь вообще картошки не видел.

      – А где ты жил? Сразу в Кумшаке?

      – О, ты уже на «ты», наконец-то. Не, сначала, как и все, в Калитве, потом в Северске. Потом опять в Калитве. В Кумшак позже перебрался.

      – А что так носило?

      – В Северске с Радомиром не ужился.

      – Что он, и тогда борзел?

      – Ну а как ты думаешь? Они со своей реконструкторской кодлой сразу стали собственные порядки наводить. И донаводились – до того, что от них стали толпами бежать.

      – В Калитву?

      – В основном в Калитву, но Бахмут тоже частью из таких беженцев вырос. Там всё же чуть пореже их видно было.

      – Мне мать, помню, рассказывала, что он на себя работать заставлял, – Глеба разговор тоже заинтересовал.

      – Ну не на себя лично, а «на благо общины». Это так называлось.

      – А в чем «благо общины», решалось Радомиром, – улыбнулся Руслан.

      – Именно