Золотое колечко на границе тьмы. Владислав Крапивин

Собираясь на такую охоту, мы старались надевать как можно больше белого, чтобы старуха не разглядела нас за цветущими ветками…

      Жила старуха вдвоем с младшей сестрой – толстой, вечно хворой тетушкой, которая редко выходила из дома. Дом у них был собственный. Тремя подслеповатыми окнами он смотрел на Смоленскую улицу, а остальными – на узкий, заросший лопухами двор рядом с садом. Но речь не об этом доме. Сестрам принадлежал еще один дом – тот, что стоял в саду. Это было приземистое строение с гнилой тесовой крышей, на которой зеленел бархатистый мох. Видимо, совсем уже негодное для жилья. Но все же это был настоящий, дом. И то, что две старые тетки в наше советское время владеют двумя домами, казалось нам неслыханным буржуйством.

      В пустой дом лазали мы, конечно, неоднократно. В двух комнатах и кухне пахло плесенью, стоял там зеленоватый сумрак и даже в жаркие дни ощущалась влажная зябкость. Клочьями висели рваные обои. Из мебели сохранилась лишь пара кривых табуретов.

      На кухне стены были бревенчатые, из пазов торчала пакля, похожая на старухины космы. Русская печь пугающе дышала навеки остывшим зевом. Из этой печи, с плиты, я стащил однажды плоское чугунное кольцо, чтобы гонять его по тротуарам проволочной каталкой. А больше ничего интересного найти в доме нам не удавалось.

      И все-таки пробираться туда мне нравилось. Дом казался мне похожим на тот – таинственный, со старыми часами – о котором я читал в книжке "Детство Никиты" (кстати, единственная книга о детстве, где я не встретил упоминания о розгах).

      В этом-то романтическом месте и обрел я первый опыт целования с девчонками.

      Идею подал Эдька Рюхин.

      Однажды я, Галка, Лилька и Рюха сидели на крыше пристройки и вели рассеянную беседу о всяких житейских делах, причем Эдька все время сводил разговор к любовным отношениям. Видимо, эта тема его весьма волновала. Щеки у него розовели, и он часто слизывал с губ прилипшую кожуру семечек. Мне наконец надоело его слушать, и я сварливо сказал:

      – Ты только и знаешь об одном и том же… – И отодвинулся на всякий случай.

      – А ты – мамина козявочка и лопух. Наверно, до сих пор думаешь, что деток продают в магазине.

      Мы с Галкой и Лилькой переглянулись и хмыкнули.

      – Знаем не хуже других, – небрежно отозвался я.

      – Это ты на словах знаешь!

      – А ты, что ли, на деле? – подцепила Рюху находчивая Галка.

      Он уклонился от прямого ответа и ядовито поддел нас троих:

      – Вы, небось, даже не целовались ни разу!

      Я промолчал: врать было скучно, а говорить, что целовался с мамой – обречь себя на новое презрение.

      Лилька отозвалась коротко:

      – Подумаешь…

      Галка – длиннее и дипломатичнее:

      – Откуда ты знаешь?

      Эдька вдруг сменил тон:

      – Знаете чё? Айда целоваться в старый дом. Кто не умеет, научится. Все равно придется потом на свиданиях.

      Мне было хорошо на прогретой солнцем крыше, и я лениво сказал:

      – Зачем?

      – Вот и