Ты можешь быть лучше. Дина Анатольевна Самохина

о забыв свое пожизненное призвание тосковать по песчаным пляжам и горячему солнцу. Даже на кладбище, где в один из этих прекрасных дней проходили скромные похороны некоего Бориса Ченогорова, царила сонная меланхолия, изредка нарушаемая рыданиями нескольких особо впечатлительных друзей (не только дам). Ближе всех к могиле стояли двое молодых людей, как полагается, в черных костюмах, подчеркивающих нездоровую бледность и покрасневшие глаза. Это младший брат и единственный сын покойного. Так, как дальше речь пойдет о них двоих, следует сразу набросать портреты. Сын Бориса, Андрей – высокий брюнет, по его стилю и образу поведения можно сказать, что в данный период он предпочитает образ жизни «от тусовки до тусовки». Его длинные темные волосы торчат во все стороны, делая его похожим на сердитое животное из разряда кошачьих, а в темно-карих глазах выражается все то, что положено девятнадцатилетнему подростку – тяга к приключениям, девушкам и желание доказать всем, что ты крут, хотя сейчас все это было прикрыто солидным налетом грусти. По его виду также можно догадаться, что он не спал не только прошлую ночь, но и пару ночей до нее. И теперь он стоял под раздражающими его лучами летнего солнца, прикрывая лицо ладонью, так что казалось, что он сдерживает рыдания. На самом деле он мучительно зевал, постоянно чувствуя на себе укоризненный взгляд Вениамина. Вениамина с первого взгляда сложно назвать дядей – а он именно дядей приходится Андрею, хотя всего на несколько лет старше, а выглядит едва ли не младше его. Он уже заканчивает университет и обещает стать сравнительно безопасным врачом. Если у его племянника слегка безумная прическа, то у самого Вениамина светлые волосы напоминают львиную гриву или лисий хвост – кому какое сравнение нравится, так и говорят. И серьезности ему вовсе не прибавляют – хоть и мужские – серьги. Если приглядеться внимательнее, можно даже заподозрить, что он пользуется тональным кремом, но это конечно же не так – просто он тщательно ухаживает за своим лицом, как и за всей внешностью. При этом он абсолютно неравнодушен к женскому полу – и это чувство взаимно. Ведь в реальности девушкам очень нравятся ухоженные парни, особенно если они при этом еще и красивы. Ко всему прочему, следует прибавить, что Вениамину страшно не идет похоронный костюм – в нем он напоминает дикаря, которого загнали в смокинг – гораздо лучше на нем сидят рваные черные джинсы и прочие прелести современной высокой моды. Когда Андрей попытался объяснить всё это дяде, он лишь испортил ему настроение ещё больше, хотя казалось, что это уже невозможно.

      Слушая проповедь священника и дожидаясь своей очереди, Андрей сосредоточенно грыз ноготь, размышляя о приближающемся фиаско. В его голове не было ни единой самой ничтожной идеи о том, что можно сказать, стоя над могилой собственного отца. Он погуглил похоронные речи, чтобы составить хоть какую-нибудь напутственную речь перед отправлением почившего в мир иной, но там были лишь фразы типа «Он был прекрасным отцом…», «я никогда не забуду своё детство…», «спасибо тебе за все…»

      – Проклятье…

      – …смотрит на нас с небес, желая, чтобы мы были счастливы и помнили о нём лишь самое лучшее.

      Пастор закончил говорить и слился с толпой, давая место новому оратору. Все присутствующие, даже те, кто видел его впервые, повернулись к Андрею – его выдавал откровенный вид человека, волнующегося перед выступлением. Стараясь казаться уверенным и спокойным, Андрей пошел к надгробию. Ему казалось, что он будет идти вечно, а прямоугольник из черного мрамора так и не придвинется ближе. Пока он шел, все части его тела иногда вздрагивали от напряжения, со стороны его походка напоминала танец робота, но самому Андрею казалось, что он движется слишком развязно, слишком сильно размахивает руками, слишком громко шагает, блин, кажется шаркнул подошвой… Он стиснул зубы, надеясь, что не краснеет от смущения и неожиданно увидел памятник прямо перед собой. Глаза отца с черно-белой фотографии (выбрали фотку из его молодости), казалось, глядели прямо и не мигая в глаза Андрея. Стиснув зубы ещё крепче, Андрей отвел взгляд и неловко повернулся к собравшимся вокруг могилы людям. Он не хотел фальшивить. Он не хотел говорить заученными фразами. Он хотел быть искренним и оригинальным, как все спокойные успешные люди, любимые сыновья и умницы. Он хотел хотя бы успешно притвориться. Но он струсил и просто открыл рот, позволяя своему языку выговаривать что попало.

      – В последнее время я был не очень близок с моим отцом… Но, думаю, я любил его. Я был его единственным сыном… я могу уверенно сказать, что мой отец был очень умным и хорошим человеком… И достоин памяти в наших сердцах… Я никогда не забуду своё детство, я многим ему обязан… никогда его не забуду.

      Отчетливо ощущая, как дергается правый глаз, Андрей лихорадочно прикидывал, заметно ли это через расстояние, отделявшее его от людей. Он подозревал, что взгляд, которым он смотрит на всех этих папиных знакомых-незнакомых, друзей и прочих, этот взгляд выражает слишком много лишнего. Этим людям должно быть отчетливо видно, как он их боится. Боится, что сейчас кто-нибудь из этих людей широко улыбнется и скажет что-то вроде «– Послушайте, я ведь знаю, что это за ничтожество!».

      Но у его отца были хорошие друзья. Все вежливо похлопали и даже не стали возмущаться, когда Андрей, не дождавшись окончания