Обреченные стать пеплом. Anne Dar

стороны я наверняка выглядела как зомби: левая нога волочится, вывихнутое и благополучно вправленное левое плечо болтается на нашейной подвязке, а скорость передвижения не превышает больше пятидесяти сантиметров в десять секунд. Убогое зрелище.

      Остановившись у койки и вновь взявшись за её изножье, я решила отдышаться, прежде чем вернуться назад под одеяло. В конце концов, пролежать шесть дней без единой попытки подняться на ноги – это слишком. Особенно для человека, привыкшего к ежедневным утренним пробежкам и прочим полезным извращениям. И о чём только думали доктора, когда решили не предпринимать попыток меня поднять? Наверное о моём сотрясении мозга третьей степени или о хреново закончившемся для меня выкидыше, повлекшем переливание крови… Иначе я никак не могла объяснить себе их спокойное отношение к лежащему пластом пациенту.

      Впрочем, я не злилась. На эмоции не оставалось сил – почти все они были растрачены на поход в туалет. Закрыв глаза, я, опираясь на правую ногу, убрала руки от изножья койки и, слегка запрокинув голову, дотронулась обеими руками ноющего низа живота. Он был пуст. И я чувствовала эту пустоту всем своим существом.

      Дверь позади меня скрипнула, и я успела повернуться прежде, чем в палату вошли. Это был Двадцать Шесть.

      С облегчением выдохнув, я села на край своей койки так, чтобы мои ноги свисали. Дариан сегодня так и не пришёл, и от этого мне было легко, и тяжело одновременно. Ещё вчера мне было бы просто тяжело, а уже завтра мне вдруг станет легче, чем сегодня, но об этом я не могла знать заранее.

      – Без капельницы, – заметила я. – Она ужасно скрипела.

      – Избавился от неё ещё утром.

      – Вот как?

      – Просто выбросил в окно.

      Я улыбнулась.

      – Выглядишь лучше, – спустя пару секунд заметила я.

      – Да уж куда лучше тебя. Ты что, ходить пыталась?

      – Пыталась.

      – И как?

      В ответ я лишь красноречиво поморщила носом.

      – Ладно, я, пожалуй, присяду, – вздохнул Двадцать Шесть и обошёл кровать, чтобы занять привычный стул.

      Решив, что спиной будет неудобно разговаривать, я забросила ноги на койку и, прислонившись к подушке затылком, накрылась одеялом.

      – Далеко лежишь? – продолжила наше общение я.

      – В соседней палате.

      – Оу… Это ближе, чем я думала.

      – Думала, что я тащусь к тебе через всё больничное крыло, минуя внутренний двор, и всё это без лифта? – ухмыльнулся парень.

      – Хах… Ирония? Неплохо.

      – На самом деле, я бы приходил к тебе чаще и раньше, чем в полночь, вот только нет желания встречаться с кем-то из твоих родственников. Я слышал, что родственники – это в принципе тяжёлый народ.

      – Зачем ты вообще приходишь?

      – Как же! Я проверяю сохранность моей кровушки.

      – Ты что, только что назвал меня гемаконом*? – прищурилась я.

      (*Гемакон – пакет для крови).

      – Донорство – это ведь всё равно, что поместить слиток золота