Девятый всадник. Часть 3. Дарья Аппель

белая и прозрачная, когда юные люди видят пленительные сны о любви и грядущем счастье, а люди с нечистой совестью – призраков, напоминающих им о былых злодеяниях. Граф приказал ехать помедленнее, и вгляделся на противоположный берег Невы. Величественная стрелка Васильевского острова на Западе – торжественный фасад довольно бедного предместья, напоминающего его почти родное рижское Задвинье. Затем – шпиль Петропавловского собора, возносившийся в серовато-сиреневое небо, на котором застыла негаснущая заря. Теперь крепость казалась совсем не страшной. Некого сажать, некого освобождать. Спокойная водная гладь сменила белый лед, по которому он проезжал несколько месяцев тому назад на выручку своему адъютанту. Тот более-менее поправился, но выходить на активную службу не мог пока, уехал в поместье. Может, и к лучшему.

      В этом городе никогда ничего не понятно, – подумал Кристоф, вспомнив первые свои впечатления о столице, когда он там оказался. Странно, но сейчас он тоже чувствует себя как тогда. Закончился большой период его жизни, начались перемены – явно к лучшему, но все равно выводящие из себя. И, главное, как и тогда, нужно будет переделывать себя полностью. Усваивать новые умения. Заводить новые знакомства. И привыкать к совершенно иному положению.

      Долгоруков негодует на «квартет» неправомерно. Кристоф бы мог с ними пообщаться поближе, чтобы понять, что эти люди в самом деле хотят и как они своих целей готовы добиваться. Можно про них что угодно говорить – и про «якобинство», и про желание устроить революцию, созвать Конвент и устроить еще множество бесчинств, которые вгоняли завсегдатаев гостиной его матушки в ужас. Кристоф даже не отрицал, что смог бы с ними подружиться. И, кто знает, может, они смотрят на него, на Волконского, на Долгорукова и тоже считают их «страшными интриганами», мешающими им осуществлять их цели? Враждовать и интриговать нынче не время, хотя обстановка просто-таки толкает на это. На том он и порешил.

      …Приехав домой, он прошел в свой кабинет и снова достал связку писем «от Селаниры к Химере». О них словно бы все забыли навсегда. Даже Рибопьер, которого участь посланий страшно волновала во время болезни. Так как же с ними поступить? Обременять себя ими граф не желал. Поэтому решил взять их с собой назавтра и передать первому из лиц, которые могли бы разгадать тайну, скрывающуюся в этих посланиях.

      Назавтра к нему подошла камер-фрау императрицы Елизаветы, графиня Варвара Головина, и, с некоторым вызовом глядя на него своими блестящими, пронзительными карими глазами, произнесла размеренно:

      «Ваше Сиятельство, государыня хотела бы встретиться с вами и поговорить о деле, к коему вы можете иметь прямое касательство».

      «Когда же мне следует явиться к ней?» – спросил Ливен.

      «Можете прямо сейчас. Я вас проведу», – и графиня жестом показала ему следовать за ней. Его провели в покои императрицы, весьма скромно обставленные. Елизавета сидела на кресле с раскрытой книгой на коленях, но непохоже