Заветная тетрадь. Сборник стихотворений. Елена Аушева

старший брат

      Ты единственен. И уникален.

      Кузнец и смерть. Версия

      (в соавторстве с Галиной Аушевой)

      Ночь. Деревня (гласит так легенда).

      Всполох углей. Играют меха.

      Освещенный багрянцем, Климентий

      Стук услышал. Швырнув лемеха,

      Грозно крикнул:

      – От дел отрываешь!

      Что так поздно? Давай, проходи!

      Обождёшь чуть.

      – Вот так ты встречаешь

      Гостью ночью? – Застыло в груди,

      Как от лютого холода сердца,

      Пробежал вдруг озноб по спине!

      В кузне жаркой не может согреться:

      Тень фигуры с косой на стене.

      Балахон грязно-серого цвета,

      Капюшон всё скрывает лицо,

      – Ты за мной? Дай дожить до рассвета! —

      И жене написать письмецо…

      Смех растрескался хрипло и сухо:

      – Ты живи. Не к тебе я пришла!

      – Так чего тебе надо, старуха?

      – Косу выправить. Сяду пока.

      – Эх, дремучий! Меня ты… прости-ка!

      Ну, такой, видно, я остолоп.

      Знаем тоже мы гостеприимство:

      Сядьте здесь. Тут удобнее. Вот!

      Гостья села. Видать, прикорнула.

      А Климентий, хоть братец Левши,

      Сладить с простеньким делом не может:

      Сил – полсилы, и как-то дрожит

      Кулачище его, что, бывало,

      Гнул подкову свою же не раз.

      Это ль шутка. Вот это-то ново!

      Провозился с косой битый час!

      Всё подправил. Зазубрины. (Эх ма!

      По кому ты, лихая, прошлась?!).

      Все исправил в работе огрехи,

      Фраза вдруг с языка сорвалась:

      – Вот, примите, хозяйка, работу!

      Будет легче… людей убивать.

      То, что было потом, ещё долго

      Будет ночью кузнец вспоминать.

      – Ты! Ты думаешь – я убиваю?!

      Скольких? Много? Ты знаешь число?!

      Вы, вы, люди, творите такое!

      Убивать – не моё ремесло.

      Сразу сникла, ссутулилась горько,

      Оперлась на костлявую кисть.

      С острых плеч покатилась котомка:

      – Был мой облик и светел, и чист,

      Я была раньше юная дева,

      Что цветами встречала всех вас,

      Ободрить и утешить старалась,

      Свет улыбки дарить, нежность глаз.

      Я покой, тишину излучала,

      А сейчас! Посмотри на меня!

      Резким взмахом сорвав покрывало,

      Проскрипела:

      – Да, да, это – я!

      Изможденная маска печали,

      Скорбь застывшая, грустный оскал,

      Вместо глаз – два колодца пустыни,

      Бесконечных страданий провал.

      – Это – Вы! След поступков безумных,

      Что меня заставляли страдать!

      Это – слёзы детей убиенных,

      Это войны! Ещё продолжать?

      Был наряд мой прекрасен и светел,

      Кровью с грязью пропитан насквозь,

      Стал он рубищем, стал неприметен,

      Заскорузлым от высохших слёз.

      Взгляд