Упади семь раз. Лия Лин

я, кажется, понимаю, Лейка, с кем у тебя вчера было свидание. – Голос Надин не предвещал ничего хорошего. – Стас Мультивенко? Сын губернатора? Ты с ним переспала? Отвечай быстро, «да» или «нет». Чего молчишь? На любой вопрос всегда можно ответить либо «да», либо «нет».

      Ох, сказала бы я Надьке про то, как Карлсон проучил фрекен Бок с таким же вопросом о коньяке в детской книжке шведки Линдгрен («Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай – да или нет?»[1]), но в целях личной безопасности промолчу.

      Тем более Надька почти не читает. Тем более Надька коньяк глушит тоннами. И по утрам, и по вечерам.

      Мне в голову не пришло ничего более умного, чем спросить:

      – А он сын губернатора? – я с изумлением уставилась на подругу.

      Надька кивнула. Я незаметно отодвинулась от подруги – на всякий случай. Бережёного бог бережёт, у Надьки реакция гюрзы.

      – Ох, Лейка, как ты могла? – вдруг всхлипнула Андре. – Как ты могла переспать с моим Стасиком? Я ж тебя, заразу китайскую, ближе родной сестры считала… Правильно говорят, что женская дружба только до первого мужика…

      Мы с Надькой в ошеломлении уставились на рыдающую Аньку. Мне очень не понравилась «зараза китайская». Ладно, разбор по национальностям отложим на потом. Но я уж припомню Андре её бабушку-немку и деда-корейца. Ах да, надо ещё по её матери пройтись, полуполячке-полуфранцуженке, и про отца-полутурка не забыть. Но у Андре всё ещё относительно просто… Национальный вопрос по вполне понятным причинам был больным в моей семье.

      – Стоп, Анют! Ты почему Стаса своим называешь? Ничего не путаешь? Тот самый, Мультивенко?

      Но голос Надьки не мог пробить броню коньячной анестезии, певица продолжала рыдать. Художница, чертыхнувшись, вскочила, бросилась в дальний угол мастерской, вытащила одну картину и вернулась к столу.

      – Вот, смотри, Ань, это твой Стас? Да не реви ты, нам ещё труп куда-то девать нужно, а светает рано. Ну кивни, это он?

      Андре, как заведённая, закивала без остановки, а я обалдело рассматривала очередной шедевр Надин. На картине был изображён фрагмент зала модного суши-бара, где сидел… Стас. Только Надька могла так точно передать улыбку Ричарда Гира на волевом лице. За спиной моего, а также, если я правильно поняла, и моих подруг любовника висела… катана в ножнах. Нарушая все законы перспективы, самурайский меч как будто входил в одно плечо Стаса и выходил из другого. Стас лукаво улыбался.

      – Крантец хорьку! – вырвалось у Андре.

      – Стоп, но у нас ведь не Стасов труп. Тьфу, в смысле убитый – не Стас. Хотя следовало бы его… – не удержалась я.

      – Надь, ну вот почему ты промахнулась, а? – вдруг спросила Анька. – Чем тебе помешал тот мужик, что в предбаннике? А, я всё поняла: ты устала от проклятия, лежащего на тебе, и решила принести ритуальную жертву. Зачем тогда папиным кинжалом? Он же раритетный, могла обычный нож взять.

      Я стала вжиматься под стол, но Надежда очень спокойно сказала:

      – Девчонки, а в самом деле, кто этот мужик? В смысле труп. Может, вы его раньше видели?

      Я

1

Когда я читала Альке строки из «Карлсона, который живёт на крыше» А. Линдгрен, Авраам вдруг нарочито громко шепнул Забаве, что для их мамы на поставленный Карлсоном вопрос правильного ответа вообще бы не нашлось. Ни при каком раскладе и объяснениях. Я сильно разозлилась, но тут меня отвлёк Али уже с другим вопросом, о значении слова «некошерный»…