Несусветный эскадрон. Далия Трускиновская

гусару, как бы уже принадлежа ему душой и телом.

      Все это очень не нравилось Мачатыню.

      – Скажи на прощанье, голубушка, где здесь дорога на Митаву? – спросил, собирая поводья, гусар.

      Кача, слыша звонкий ласковый голос, но совершенно не разумея его смысла, с той же самозабвенной улыбкой обернулась к Мачу, как бы прося его ответить.

      – В Митаву, милостивый господин, вам так просто не попасть, – сердито сказал парень. – Во-первых, наезженная дорога, что за лесом, ведет такими выкрутасами, что запросто сбиться можно и вместо Митавы в Вильно заехать. Там даже спросить пути не у кого – безлюдные места. Во-вторых, можно ехать прямо через лес, но нужен провожатый. Иначе приедете прямо в болото, милостивый господин…

      – Болота бывают разные, – мудро заметил гусар. – Есть такие, где дно твердое – проедешь и шпор не замочишь.

      – У нашего болота на редкость твердое дно, – сообщил Мач. – Те, кому повезло до него достать, в этом сами убедились. И так им это твердое дно понравилось, что они до сих пор там – на дне…

      – Ясно… – сказал гусар.

      – И в-третьих, – прищурился Мач, – еще одно мешает вам, милостивый господин, попасть в Митаву. Вы в другую сторону едете…

      Гусар внезапно смутился и ничего не ответил.

      Тут произошло непонятное и необъяснимое. Мач вдруг поймал себя на мысли, что синеглазый всадник не только Каче – ему самому понравился, хотя и не до такой степени. И как раз в тот миг, когда смущение смягчило резкие черты молодого лица.

      – Вы, милостивый господин, очень торопитесь в Митаву? – уже что-то соображая, спросил Мачатынь.

      – Да, спешу к месту дальнейшей своей службы, – вдруг сухо отвечал гусар, и лицо его мгновенно окаменело, а из прозрачной синевы ультрамариновых глаз, из самой ее глубины, вынырнула и скрылась отчаянная тоска.

      Но лишь секунду длилась эта скорбная гримаска. Видно, красавец гусар стыдился столь явного выражения своих чувств, где бы это ни происходило, как устыдился бы в опасный час малодушия.

      – А не пойдешь ли ты ко мне в провожатые? – неожиданно спросил он.

      – Ты ведь, парень, как я полагаю, все здешние болота знаешь?

      Мач и гусар обменялись взглядами.

      И обоим все стало ясно на много дней вперед.

      Гусар понял, что всеми правдами и неправдами уведет смышленого паренька из села за собой, в Митаву, а то и дальше.

      Мач же понял, что всеми правдами и неправдами увяжется вслед за гусаром, который имел странную способность привораживать людей – может быть, даже помимо собственной воли…

      – Я бы пошел… – и тут Мач развел руками. – Да отпустят ли?

      Сказал он это, чтобы убедиться в правах и возможностях гусара.

      – Здешние помещики должны служить армии лошадьми, подводами и провожатыми, – уверенно объявил тот.

      – Да уж служат!.. Мало у нас лошадей пропало с этими военными повинностями! – возмутился Мач. – Покупают в хозяйство коня, так и зная – на один год, не больше! Двухлеток в работу берут, не дают им окрепнуть. Видели вы, милостивый