Искатели счастья. Александр Петров

тем более что свободных мест видно не было. Эти ребята нам понравились. Они почти постоянно держали друг друга за руки, обменивались нежными взглядами. Лёва, открыв рот, неотрывно глядел на Машу. Я его понимал: девушка притягивала взгляд румяной свежестью и кроткой загадочной улыбкой. Однако правила приличия вынудили меня наступить под столом на ногу Лёвы, вернув его из страны розовых миражей в суровый социум. Лёва пришел в себя и, опустив глаза, покраснел. Вся эта идиллия была столь красива и невинна, что не могла продолжаться долго.

      Но вот наши немецкие соседи что-то громко сказали, глядя на нас, хором заржали. Саша встал, поправил единственный в нашей компании галстук, застегнул верхнюю пуговицу пиджака, подошел к оратору и произнес по-немецки длинную тираду. Лично я уловил только слово «трауриг» – нечто похоронное. Когда Саша отошел от них и занял свое место за нашим столом, немцы подозвали официанта, расплатились и поспешно ушли. После них осталась батарея пустых бутылок из-под водки «Кристалл».

      – Что ты им сказал? – спросил Олег.

      – Эти неофашисты обозвали нас нехорошими словами. Я сказал, что они нас весьма огорчили, и если они немедленно не уйдут, то у них появится шанс провести эту ночь в сточной канаве с тяжкими телесными повреждениями.

      – Саша – офицер ВДВ, – пояснила Маша, прижимаясь к его плечу головкой в светлых кудряшках. – У него есть награды. Но самая красивая награда – это его седая бровь. – Она бережно погладила его белую бровь.

      – Как ты думаешь, Александр, почему они нас ненавидят? – спросил я.

      – Думаю, это комплекс неполноценности побежденного.

      – А мне кажется, это результат зомбирования, – предположил Лёва. – Знаешь, как им там средства массовой информации мозги против нас компостируют?

      – А может быть еще из-за веры, – сказал Олег. – Они-то у себя православную веру огнем и мечом в средние века выжгли. А мы все еще живы. Им на беду.

      – Да где она у нас, – возмутился Лёва, – православная вера? Мы же атеисты, безбожники.

      – Ну, это не совсем так. Вера у нас есть, просто по большей части она скрыта. А наше поколение к православию вернется. Вот увидите.

      – Откуда тебе известно? – спросил Саша.

      – Из наблюдений, – туманно объяснил Олег. – Слушаю пульсацию невысказанных мыслей.

      – А хорошо было бы, – задумчиво улыбнулся Саша. – Мне приходилось видеть смерть. Знаете, гораздо легче умирать, когда веришь в рай после смерти.

      – Сашенька, – взмолилась Маша, – не надо об этом.

      – Ну сама подумай, Машутка, как хорошо было бы встретиться после смерти в раю.

      В тот день и в ту ночь мы непрестанно говорили. О чем? О судьбе, о роке, об истории, о смысле жизни, о смерти и посмертии. Иной раз Олег спрашивал, о чем говорят окружающие нас прибалты.

      – О водке, жареном мясе, сексе и автомобилях, о собачках и аквариумных рыбках, – докладывал Гинтарас.

      – И это всё, что их интересует? – удивился