Майский цветок. Висенте Бласко-Ибаньес

на кровати въ каютѣ.

      Можетъ быть, чтобы избавиться отъ этой непріятности, онъ поспѣшилъ опустошить его, въ чемъ, впрочемъ, не встрѣтилъ ни малѣйшаго нротиворѣчія со стороны синьи Тоны. Развѣ ему не предстояло стать ея мужемъ? Только-бы хорошо шла торговля, она не имѣла права жаловаться!

      Но по прошествіи четырехъ или пяти мѣсяцевъ на нее начало нападать раздумье. Становилось необходимымъ оформить положеніе, а продолжать по-прежнему оказывалось невозможнымъ. Когда честная женщина, мать двоихъ дѣтей, имѣетъ въ виду произвести на свѣтъ третьяго, нужно, чтобы налицо быль мужчина, который могъ бы заявить: «это мое дѣло!»

      Она сообщила объ этомъ Мартинесу, и Мартинесъ отвѣтилъ: «очень хорошо!» на всѣ ея рѣчи. Тѣмъ не менѣе, онъ поморщился и принялъ плачевный видъ, точно его грубо столкнули съ тѣхъ идеальныхъ высотъ, гдѣ онъ любилъ искать убѣжища отъ жизненной прозы. Онъ прибавилъ, что, вѣроятно, придется долго ждать бумагъ, необходимыхъ для вѣнчанія такъ какъ Хуэльва далеко.

      Тона стала жить надеждой, сосредоточивши всѣ мысли на этой далекой Хуэльвѣ, которая, по ея представленіямъ, должна была находиться гдѣ-нибудь по близости Кубы или Филиппинскихъ островъ.

      Однако, недѣля шла за недѣлею и необходимость вѣнчанія становилась все очевиднѣе. «Мартинесъ, синьоръ Мартинесъ, осталось всего два мѣсяца. Уже невозможно скрыть, чего мы ждемъ, и люди начинаютъ примѣчать. Что скажутъ мальчишки, когда застанутъ въ домѣ новаго брата?»

      Мартинесъ возражалъ: «Это не моя вина. Ты видишь, сколько писемъ я пишу, чтобы ускорить высылку бумагъ…»

      Въ одинъ прекрасный день стражникъ объявилъ, что самъ ѣдетъ въ Хуэльву за проклятыми документами и уже получилъ отпускъ отъ своего начальства.

      Превосходно! Такое рѣшеніе было весьма пріятно синьѣ Тонѣ. Чтобы облегчить ему путешествіе, она отдала всѣ деньги, какія были въ выручкѣ, затѣмъ въ послѣдній разъ погладила его по головѣ и пролила нѣсколько слезъ, говоря:

      – До свиданія, добрый путь!..

      Бѣдной Тонѣ никогда уже не суждено было свидѣться съ синьоромъ Мартинесомъ. Среди стражниковъ, обслуживавшихъ берегъ, нашлась добрая душа, доставившая себѣ удовольствіе открыть ей истину. Никогда не было рѣчи о поѣздкѣ въ Хуэльву. Письма Мартинесъ отправлялъ въ Мадридъ: въ нихъ заключались просьбы о переводѣ на другой постъ, подальше отъ Валенсіи, климатъ которой ему якобы вреденъ. И въ самомъ дѣлѣ, его перевели въ Коронью.

      Синья Тона подумала, что сойдетъ съ ума. Воръ, и хуже вора! Смотрите, какой недотрога! Вотъ вѣрь послѣ этого людямъ, которые такъ хорошо говорятъ. Такъ отплатить ей, которая рада была отдать ему послѣдній грошъ и ублажала его подъ навѣсомъ въ часы сіесты ни дать, ни взять, какъ родная мать.

      Но все отчаяніе бѣдной женщины не помѣшало появленію на свѣтъ того, что было причиною необходимости брака; и нѣсколько мѣсяцевъ спустя синья Тона подавала стаканы, прижимая къ свой пышной груди блѣдную, слабенькую, голубоглазую дѣвочку, съ