В тени старой шелковицы. Мария Дубнова

за столом под абажуром и шепчутся. Неожиданно в кроватке завозилась Маришка, четырехмесячная дочка Сарры, названная в честь Марины Расковой. Шейна поднялась, чтобы проверить пеленки. Сарра вскинулась:

      – Мам, сиди, я сама посмотрю…

      – Нет, мама посмотрит, а ты посиди и подумай, какой кошмар ты мне тут предлагаешь…

      Ефим, муж Сарры, требовал, чтобы после Пейсаха[10] жена с ребенком перебирались к нему на Сходню, где он работал на стекольном заводе механиком.

      – В комнату без печки? В такой холод? С грудным ребенком! Да как можно?! – шипела Шейна. – Не пущу! Заморозите девочку! Пусть твой муж как приезжал, так и ездит – по выходным. Ничего, потерпите. Да ты ж не знаешь, как ребенка взять, как повернуть… А случится что? У тебя ж не руки, а тряпки гнилые! И ума нет ни грамма! Что ты с ребенком-то делать будешь? Тут я рядом, если что – и замечу, и подскажу, и помогу…

      – Да после Пасхи уже тепло, мам… – некстати встряла Оля. Через два месяца ей исполнится двадцать восемь. Пожилая девушка при родителях. Саррочке двадцать четыре – и замужем, и Маришке пять месяцев скоро… Все хорошо, но видеть счастливую, при ребенке, младшую сестру иногда невыносимо. Мама носится по квартире с внучкой на руках и квохчет. Пусть Сарка убирается к мужу, есть же у него комната на Сходне…

      – Скоро совсем тепло будет, – повторила Оля. – У Сарры и Фимы семья все-таки…

      – Свою семью заведи – тогда и думай свои мысли вслух, – Шейна резко встала и отправилась на кухню греметь чайником. У Оли защипало в носу. Сарра обняла сестру, нежно поцеловала в щеку.

      – Не обижайся на маму, она злится, потому что я Маришку заберу… Ты ни при чем. Она сейчас даже на ребецн[11] разоралась бы…

      – Может, тебе и вправду пока здесь посидеть? – Оля вдруг подумала, как тоскливо ей будет, если Сарра и впрямь уедет. – Фима так страшно кашляет… Ему бы врачу какому показаться…

      – Да, надо… Но как я его заставлю, если я тут, а он – там? Я так скучаю, Оль, если б ты знала… Да и мама шагу ступить не дает, ребенка из рук выдирает. Я так уехать хочу, Оль…

      – Так и езжай!

      – Мама не пустит.

      – Да как не пустит? Ты же взрослая замужняя женщина! У твоего мужа своя комната! Подумаешь, без печки! Вот-вот апрель, смешно подумать! Это я, похоже, просижу тут до конца жизни… Да и почему ты не справишься с ребенком? Там тоже люди вокруг, подскажут, если что…

      – Лю-юди… – насмешливо протянула Сарра. – Людям плевать. Может, и правда Маришке лучше с мамой? Сейчас, во всяком случае. Пока Фиму не вылечу.

      – Ты что, думаешь оставить ребенка? – Оля вытаращила на сестру глаза.

      – Так ведь не в ясли же, не в детдом. Родной бабушке и двум теткам оставляю… Ой, да не знаю я… Ничего не знаю!

      – Ну, ты даешь… – Оля встала, подошла к буфету, зачем-то распахнула створки и уставилась на пасхальную посуду. Маришка останется? Господи, ты даешь мне ребенка? Сарра будет лечить Ефима, это может быть долго, очень долго… А я буду растить Маришку… Мама позволит – на ней же еще Мирра, и Павка, и отец…

      Вошла Шейна, поставила

10

Пейсах – важный иудейский праздник в память об исходе из Египта, который еще называют еврейской Пасхой. Отмечается на 15-й день весеннего месяца нисана и празднуется в течение семи дней в Израиле и восьми – вне Израиля. Главный праздник происходит в первый вечер Пейсаха – первый Седер, проведение которого строго регламентировано, вплоть до того, как сидеть за столом (облокотясь), что подавать на стол, сколько бокалов вина выпить и какие вопросы задавать. Второй Седер (второй вечер Пейсаха) празднуют в диаспоре, за пределами Израиля, так же, как первый: мудрецы решили, что в диаспоре все праздники удваиваются.

11

Ребецн – жена ребе, раввина.