Симфония. Андрей Белый

два безусых фрачника; у одного в руках была гитара.

      Они стремились в зал, откуда раздавались звуки музыки и где молодые, а также и старые люди наивничали под аккомпанемент рояли.

      Сказали безусые фрачники «pardon» и пробежали, как сумасшедшие, мимо демократа.

      При входе в гостиную демократ небрежно склонил свою надушенную голову, выражая всем свое изящное почтение.

      Он больше слушал, чем говорил: этого от него требовало приличие.

      Ведь он был критик, и к нему шло молчание.

      В числе гостей был молодой человек с длинным носом и потными руками: это был модный музыкант.

      Был тут и талантливый художник, изобразивший на большом полотне «чудо».

      Был тут и знакомый философ, потому что он был талантлив.

      Была и важная особа из консерваторов, имеющая отношение к делам печати.

      Важная особа любезничала с блестящим демократом; она сделала приятный жест руками и, мило смеясь, заметила бархатным голосом: «Разность убеждений не мешает нам ценить друг друга».

      И блестящий демократ склонил свою надушенную голову, выражая собою полную беспристрастность.

      Самого аристократического старичка здесь не было; он сидел в своей комнате со старым князем-благотворителем.

      Наклоняли старички друг к другу свои бритые, старые лица и говорили о том, какая теперь дребедень в силе.

      Князь-благодетель жалел об отмене крепостного права, а угодливый хозяин участливо жевал беззубым ртом и вставлял между слов князя: «Да, да, конечно».

      В гостиную вошла сказка мягкими, неслышными шагами.

      У нее было светло-серое платье и на нем были нашиты серебряно-бледные листья. В рыжих волосах горела бриллиантовая звезда.

      Она ступала тихо и мягко, как бы пряча свое изящество в простоте.

      Это был верх аристократической естественности.

      И молодой демократ запнулся на полуслове, и почва ушла у него из-под ног.

      А за сказочной нимфой уже вырастало очертание ее кентавра, которого голова уплывала в шее, шея в сорочке, а сорочка во фраке.

      Сказала хозяйка: «Кажется, здесь все знакомы» – и, вспомнив, представила сказку демократу.

      Они подали друг другу руки, и демократ почувствовал на себе пронзивший его взгляд синих очей.

      Взгляд был ласковый. Демократ понял, что на него не сердились за письмо.

      Из залы доносились звуки рояли; там изящная молодежь предавалась изысканным удовольствиям.

      А они говорили друг с другом в натянуто-милых и светски-приторных выражениях, как ни в чем не бывало.

      Хотя каждое слово демократа сопровождалось особым аккомпанементом; этот аккомпанемент означал: «Не то, не то».

      Бёклинская сказка слушала речь о пустяках шаловливо и участливо, говоря: «неужели» или «скажите, как это интересно».

      Но за этим «скажите» прятался ответ на «не то»: «Да, да… знаю…»

      Это была изящная и шаловливая игра не без лукавства.

      «Любите ли вы музыку?» – сказала демократу его сказка, а он в ответ: «Нет, не люблю» – и сопровождал свои слова как бы тремя звездочками.

      А