Берега дождя: Современная поэзия латышей. Отсутствует

желание выточить изящное кружево и

      так превратиться в бабочку.

      Я хочу Тебя,

      как серый морской валун хочет нежный борт корабля:

      смиривший гордыню, он ждет

      отнюдь не паники пассажиров в спасательном шлюпе,

      не агонии судна, встающего на дыбы, прежде чем

      кануть в гремучую бездну, – нет,

      из глубины взывающий к радуге, он

      хочет в кои-то веки иметь ее рядом с собой,

      а если она окажется масляной пленкой,

      пусть на миг успокоит тревогу волн.

      Я хочу Тебя —

      за окнами мимо

      летним зеленым днем

      проходит предместье.

      В эту минуту, на этом месте

      ты не мадонна, не прима и не очень-то неповторима.

      Но одна. И невозможно единственна.

      О девушках

      Вы вправду хотите знать – как?

      Ладно. Рассказываю. Что тут уметь?

      Позолоченная цепочка

      у меня от карманного хронометра деда. К ней

      как член корпорации (но не совсем

      как член корпорации) я

      подвесил брелок – живого льва,

      нубийского желтого бас-баритонального льва,

      который, стоило мне распахнуть пиджак,

      возбужденно рычал

      на солнце.

      Да, а вместо часов

      на конце цепочки

      я носил Африку.

      Когда я, под рык льва,

      вынимал ее из специального часового кармашка,

      почти каждый раз

      какая-нибудь девушка

      останавливалась и спрашивала:

      «Скажите пожалуйста, что это у

      Вас там на конце цепочки?»

      «Африка, – отвечал я, —

      и не желаете ли сходить со мною

      в кино?»

      Вот так я работал тогда:

      без хитростей.

      Исповедь

      во всем

      эротика, и те, у кого нет своего

      авто, будут звать Тебя погулять в ночных испарениях

      пляжа, и те, что не сочиняют

      стихов, скажут: «Ну так останься у меня

      этой ночью», а те, что стыдятся задрать Твою полосатую

      юбку, вместо этого задерут

      нос, и это тоже

      способ, каким природа празднует свой

      триумф. Но поздно ночью, если тьма

      крови раскачает кровать как внимательный, нервный

      прибой, все мы, привычно радующие друг друга

      животные, вновь обретем

      покой: кто-то в годами разыскиваемых руках, кто-то —

      в иных. Ну и что? В такой

      темноте все

      руки, словно коты из

      пословицы, одинаково

      серы, а до утра

      далеко —

      весна не подходящий сезон

      для поэтов. Ежезимно я пил,

      например, за упокой души

      моей милой, и тем мелодиям, что умел

      извлечь из стебельков лилий, прохладнейший

      кларнетист мог лишь позавидовать. Но когда в мае

      желтые тюльпаны горят даже в мертвом песке

      дюн, когда с каждой

      волной на берег выносит

      мальков,