Проблема Спинозы. Ирвин Ялом

скрип открывшейся массивной, десяти футов[5] в высоту, двери и гулкий голос директора Эпштейна:

      – Herr Rosenberg, bitte, herein![6]

      Альфред входит в кабинет и видит директора и учителя немецкого, сидящих в дальнем конце длинного стола из темного тяжелого дерева. Альфред всегда чувствовал себя маленьким в присутствии директора Эпштейна – мужчины более шести футов ростом, чья горделивая осанка, пронзительный взгляд и окладистая, хорошо ухоженная борода символизировали собою его властный авторитет.

      Директор Эпштейн жестом велит Альфреду сесть в кресло на конце стола. Это кресло заметно меньше размером, чем два кресла с высокими спинками, которые занимают оппоненты Альфреда. Директор не тратит времени зря и сразу приступает к делу:

      – Итак, Розенберг, значит, я родом еврей, так, по-вашему? И моя жена тоже еврейка, не так ли? И евреи – неполноценная раса и не должны учить немцев? И, как я понимаю, определенно не должны дослуживаться до должности директора?

      Нет ответа. Альфред выдыхает, пытается поглубже вдвинуться в кресло и опускает голову.

      – Розенберг, верно ли я излагаю вашу позицию?!

      – Господин… э-э, господин директор, я слишком спешил и не обдумывал свои слова. Такие замечания упоминались мною лишь в самом общем смысле. Это была предвыборная речь, и я говорил так потому, что именно это они хотели услышать.

      Краем глаза Альфред видит, как герр Шефер горбится в своем кресле, снимает очки и потирает глаза.

      – О, понимаю. Значит, вы говорили в общем смысле? Но теперь во́т он я перед вами – и не в общем смысле, а очень даже в частном!

      – Господин директор, я говорю только то, что думают все немцы, – что мы должны сохранить нашу расу и нашу культуру.

      – А как же быть со мной и с евреями?

      Альфред вновь молча склоняет голову. Его так и тянет уставиться в окно, расположенное точно напротив середины стола, но он опасливо поднимает глаза на директора.

      – Да уж, конечно, как же отвечать на такой вопрос! Может быть, у вас развяжется язык, если я скажу, что моя родословная и родословная моей жены – чисто немецкие, и наши предки пришли в эти места в XIV столетии? Более того, мы преданные лютеране!

      Альфред медленно кивает.

      – И тем не менее вы назвали меня и мою жену евреями! – продолжает директор.

      – Я этого не говорил. Я только сказал, что ходят слухи…

      – Слухи, которые вы с готовностью распространяете ради своего собственного преимущества на выборах! А скажите-ка мне, Розенберг, на каких фактах основываются эти слухи? Или они просто взяты из воздуха?

      – Факты? – Альфред мотает головой. – Э-э… ну, может быть, ваша фамилия?

      – Так, значит, Эпштейн – это еврейская фамилия? Все Эпштейны – евреи, вы это хотите сказать? Или 50 процентов? Или только некоторые? Или, может быть, один на тысячу? Что показали вам ваши научные изыскания?

      Нет ответа. Альфред качает головой.

      – Вы

5

В футе – 30,48 см.

6

Господин Розенберг, пожалуйте сюда (нем).