Шрам. Марина и Сергей Дяченко

сгорбленный, никак не просветленный дивным солнечным пейзажем, раскинувшимся справа и слева от дороги. Ночь накануне он провел без сна – еще до полуночи его навестил очередной кошмар, и потому он дожидался рассвета, меняя догорающие в канделябрах свечи. Парад не взбодрил его, как ожидалось, а, наоборот, принес новое потрясение: Эгерт обнаружил, что самый вид обнаженной шпаги чрезвычайно ему неприятен. Светлое небо! Вид обнаженного клинка, всегда ласкавший сердце рубаки и поединщика, не навевал более сладких мыслей о славе, о победе; глядя на заостренное железо, Солль, потрясенный, думал теперь только о рассеченной коже, об обнаженной кости, о крови и боли, после которых наступает смерть…

      Товарищи-гуарды косились на лейтенанта Солля; официальная версия была – тяжко влюблен. Обсуждались возможные объекты несчастливой страсти, причем наиболее проницательные предполагали даже, что сердце лейтенанта пленила холодная и прекрасная Тория, невеста погибшего студента. Только Карвер не принимал в этих спорах никакого участия, а только молча, издали, наблюдал.

      Свернули с дороги, проскакали краем глубокого оврага – из-под копыт посыпались в пропасть комья земли. Капитан выкрикнул команду; Эгерт вздрогнул, увидев оструганное, без единого сучка бревно, переброшенное с одного края оврага на другой.

      Однажды на спор Солль станцевал на самой середине бревна, над самой глубокой частью оврага. Всякий раз, когда нога Эгерта ступала на гладкую скользкую поверхность, душа его замирала, охваченная восторгом близкой опасности и сознанием собственной отваги. Не удовлетворяясь риском в одиночку, он заставлял рисковать других и, пользуясь властью лейтенанта и магическим действием слова «трус», устраивал на бревне поединки… Однажды кто-то сорвался-таки, упал на дно оврага и сломал ногу; Эгерт не помнил имени того бедняги – с тех пор он охромел и вынужден был покинуть полк…

      Все это вспомнилось Эгерту в течение той секунды, когда по команде капитана гуарды спешивались возле бревна.

      Построились; юных, неопытных гуардов капитан поставил отдельно, и лейтенант Дрон, признанный воспитатель молодежи, с важным видом принялся объяснять им суть испытания. Тем временем капитан, не желавший терять ни минуты, скомандовал начало.

      Условия были просты – перебежать на ту сторону и ждать там остальных. Мальчики-оруженосцы, взятые на маневры специально для мелких услуг, должны были отвести лошадей в лагерь; мертвой рукой Эгерт передал свой повод подростку, глядящему на него с обожанием.

      В строгом порядке, один за другим, гуарды преодолевали препятствие – кто-то с бравадой, кто-то с плохо скрываемой робостью, кто-то бегом, кто-то опасливым семенящим шагом. Солль замыкал колонну; глядя, как сапоги его товарищей бесстрашно попирают гладкое тело бревна, он изо всех сил пытался понять, откуда взялось это липкое чувство в груди и болезненная слабость в коленях?

      Никогда раньше не испытывавший настоящего страха перед опасностью, Эгерт не сразу и понял, что попросту