Классициум (сборник). Коллектив авторов

в приемном покое, словно его призвала мысль Клерфэ, хотя это, разумеется, было не так.

      – Как она? – спросил Клерфэ.

      Прежде чем заговорить, Ваксман несколько раз пошевелил губами.

      – Мадемуазель Дюнкерк умерла, – сказал он наконец.

      Механики не сводили с него глаз.

      – Вы сделали ей операцию? – спросил Торриани. – Наверное, вы сделали ее неправильно!

      – Мы не делали Лилиан операции, – устало произнес Ваксман. – Она умерла раньше. Штурвал раздавил ей грудную клетку, вот отчего у нее шла горлом кровь. Мы сделали вскрытие. Все туберкулезные очаги были обезызвествлены, она была абсолютно здорова.

      Все трое посмотрели на Клерфэ. Он сидел неподвижно.

      – Где она? – спросил он, помолчав.

      – Они приводят ее в порядок, – ответил Ваксман.

      Клерфэ поднялся.

      – Я должен ее видеть, – сказал он.

      – Не стоит, – сказал Ваксман. – Лицо. Она очень сильно ударилась лицом. А штурвал сдавил ей грудную клетку. Врач считает, что она ничего не почувствовала, и я думаю так же. Всё произошло очень быстро. Она сразу же потеряла сознание. А потом так и не пришла в себя…

      – Бросьте, – сказал Клерфэ. – Я видел подобное, и много хуже, много раз.

      – Где, позвольте спросить? – осведомился Ваксман.

      У Клерфэ сдавило горло. Он молча закатал рукав и показал татуировку Марсианского освободительного легиона.

      – Вы уверены, что хотите видеть ее такой? – спросил Ваксман.

      – Уверен, – ответил Клерфэ.

      Ваксман принял решение.

      – Хорошо, – сказал он. – Пойдемте со мной. Я дам вам халат и поговорю с врачом.

      Клерфэ стоял и смотрел на то, что осталось от Лилиан. От женщины, убежавшей от грозного бесплотного хищника, пожиравшего ее легкие. От той, что принесла спасение многим своим товарищам по несчастью, в чью плоть так же вгрызался этот ненасытный зверь. От первой женщины Марса, вставшей за штурвал корабля и опередившей на нем многих мужчин. От той, благодаря кому женщины Марса надели брюки и появилась стрижка «а ля дюнкерк».

      «Это должно было случиться со мной, со мной, – думал Клерфэ. – Мне, а не ей была уготована смерть в расколотом корабле, это мои легкие должен был пробить штурвал из белой кости». У него было странное чувство – как будто он кого-то обманул: оказавшись лишним, он всё же продолжал жить; произошло недоразумение, вместо него убили другого человека, и над Клерфэ нависла неясная серая тень подозрения в убийстве, словно он был изнемогшим от усталости водителем, который переехал человека, хотя мог этого избежать.

      – Здесь вы ничем не поможете, – мягко сказал Ваксман. – Она умерла. Никто из нас теперь ничем не поможет. Когда человек умирает, всё кончено, никто ему уже не поможет.

      – Я знаю, – сказал Клерфэ. – Что же теперь будет с ее кораблем?

      Он ясно чувствовал, что возвращать корабль Сэму Паркхиллу нельзя, хотя вряд ли бы смог объяснить, откуда у него такая уверенность.