9 дней. Павел Сутин

на ручке зонта нелепо качался портфель. – Хорошо, что ты позвонил. Не знаю даже, с чего начать… Я сейчас иду к Шевелеву.

      – Зачем?

      – У меня к нему дело. Послушай-ка… Я хотел скопировать из Вовиного компа фотографии. Там есть одна папка, она не открывается.

      – И что?

      – Мне нужно знать, что в ней.

      – Вези мне комп, посмотрим.

      – Может, ты завтра подъедешь к Гене, а? Лэптоп у меня, завтра привезу.

      – Хорошо.

      – И скажи мне такой вопрос: где ты был пятого марта две тысячи пятого года?

      – Толстый, ты странно себя ведешь. То тебе нужно взломать папку в чужом компе, то ты хочешь знать, где я был четыре года назад.

      – Так где?

      – В горах. Я всегда уезжаю в горы в конце февраля.

      – А как ты себя чувствовал?

      – Когда, е-мое?!

      – В две тысячи пятом, в марте.

      – Послушай! – Худой понемногу закипал. – Как я мог себя чувствовать, если я ехал в горы? Я же не Ганс Касторп, я не чахотку лечить туда езжу!

      – Ну, всякое бывает…

      – Хватит, может, этого бреда?!

      – Ты не болел тогда?

      – Когда я не болел?!

      – Март две тысячи пятого.

      – Я вообще никогда не болею! У меня насморка не было с восемьдесят девятого!

      – А ты никогда вдруг не терял вес?

      – А ты никогда вдруг не терял разум? Приезжай завтра к Генке, все внятно объясни, а не разводи мистику! Я тебе взломаю любую папку! Мамку, блин, бабку и дедку! Ты бы себя послушал, толстый! Тебе жениться пора!

      Худой бросил телефон на правое сиденье и тронул машину, гневно бормоча:

      – «Как ты себя чувствовал»… Мозги у него набекрень! Всех уже запутал, всех переполошил!

* * *

      Гена закончил абзац, встал из-за стола, вышел в прихожую и надел ботинки.

      – Я пройдусь, – сказал он Марине.

      – Пройдись полезно, – ответила она. – Кофе кончился.

      Гена купил в продуктовом кофе, пошел к киоску за «Известиями», и тут его позвали:

      – Гена! Генк!

      Из синей «мазды» грузно выбрался мужчина в светлом плаще. Гена пригляделся, увидел широкое курносое лицо с жидкой седой щетиной, уши без мочек, губы в шкодливой полуулыбке – и на душе у него вмиг стало тепло.

      – Санюха… – нежно сказал Гена и кинулся навстречу.

      Они крепко обнялись.

      Это был Сашка Тищенко – шесть лет в одной группе, три сезона в одном стройотряде, бог весть сколько декалитров выпитого, душа-человек.

      – Ты как здесь? – спросил Гена, улыбаясь во весь рот. – Случайно?

      – Дочка тут занимается в театральной студии.

      – А я живу рядом, – Гена показал на свою двадцатиэтажку, – вон там.

      – А я дочку сюда вожу второй год, два раза в неделю.

      – Москва маленький город. Сколько твоей девочке?

      – Девять. Но это младшая.

      – Ох, елки-палки… А старшей?

      – Шестнадцать. Кстати, недавно твою книгу прочитала.

      – Ну… Приятно слышать, конечно. Но в общем, Санюха, это не для шестнадцатилетних.

      – Да не важно! Ты оцени ситуацию! Они ж вообще