Под знаком розы и креста. Владимир Кузьмин

пожать плечами, но лишь скорчил гримасу от боли. После чуть махнул рукой и снял тужурку своего студенческого мундира.

      – Рубаху снимать?

      – Не обязательно. Садитесь на стул боком. Тут больно? А тут? Ага, вот тут больнее всего. Секунду потерпите. Все!

      – Вот и чудеса еще не перевелись на белом свете, – удивился студент Михайлов. – Вы, милостивый государь, прямо волшебник! Спасибо вам! И где вы такому научились: тут нажал, здесь погладил, еще нажал и все прошло!

      – У одного знакомого эвенкийского шамана научился, – ответил Петя, и ответ этот вызвал еще большее удивление его пациента. – Не удивляйтесь, шаманы не ерундой всякой занимаются, как о них говорят, а знания из поколения в поколения передают. В том числе и лекарские. Сразу скажу, что чудес они творить не умеют. Полагаю, что вас и в нашей клинике легко бы вылечили, может, правда, не так быстро.

      – Еще раз благодарю вас. А как того шамана звать, чтобы мог и его хотя бы мысленно поблагодарить?

      – Алексей Тывгунаевич. Не удивляйтесь имени, он человек крещеный.

      – Как же не удивляться? Шаман, и вдруг крещеный! Ох! Я ж даже имени вашего не спросил!

      – Петром меня зовут. А фамилия Макаров.

      – Не поверите, как я рад нашему знакомству. Ну, мое имя вам известно?

      – Да.

      – Тогда обращайтесь ко мне по имени. Можно даже не Кирилл, а Кир или Кирька. Только Кирей не зовите, не знаю с чего, но мне так не нравится.

      – Хорошо.

      – И что за дело вас ко мне привело?

      – Хотел кое-что спросить про вашего однокурсника, про студента Пискарева.

      – Да с чего вдруг… Вот, как про Пискарева сказали, так я вас и вспомнил. Очень он вами восхищался, помнится. По каким поводам, вы, верно, сами догадываетесь? И пришли неспроста, это уж мне легко догадаться.

      – Раз вы меня узнали, то не стану ничего выдумывать. Дело в том, что господина Пискарева недавно убили в Москве. И меня попросили навести о нем справки.

      – Эх, жаль-то как! Мы хоть и не дружили с ним, но плохого про него я и при жизни не стал бы говорить.

      – Вот и расскажите, что знаете. И все, что припомнится, тут никогда заранее не знаешь, что важно, а что не слишком.

      – Вы, Петр, присаживайтесь. Чаю не предлагаю, он у нас лишь по вечерам дозволен, после ужина. Проучились мы с Валентином два года. Родом он из Красноярска, из небедной, как сам говорил, семьи. Отец вроде фабрикант, но в точности не знаю, не особо Пискарев этим хвастался. Но, несмотря на разницу в социальном, так сказать, положении, нас, кто победнее и попроще, не чурался.

      – А что, есть такие, кто чураются?

      – Да каждый второй из богатеньких нос воротит. Даже если учится много хуже. А Пискарев компанейский был. Ну, для примера, устраиваем вечеринку и из «ненашего общества» только он примыкает да еще Антонов. Собираем на это дело по рублю. Валентин тоже рубль дает, не пытается сунуть трешницу с барского плеча, потому как с уважением к нашим порядкам относится. Зато на саму вечеринку возьмет и притащит пару бутылок шампанского и с порога: «У нас же в обществе барышни! Нельзя без шампанского, вдруг им крепкое