Служанка. Делия Росси

и унылые силуэты черных деревьев.

      До Белвиля оставалось чуть больше пятидесяти кье.

***

      К замку Штефан подъехал затемно. Крепостная стена и очертания Белвиля тонули в тумане, и вид торчащих из серой пелены башен будил в душе глухую тоску. Зря он сюда приехал. Надо было в Старице оставаться.

      Река, преграждающая путь к замку, согласно зарокотала. Когда-то она носила гордое имя Керей-абин – Алмазная, но времена добычи драгоценных камней ушли в прошлое, и название реки изменилось на плебейское Затонка.

      – Эй! Есть кто живой? – громко позвал он.

      Мост был поднят, а на сторожевых башнях царила тишина. Видать, не ждали сегодня хозяина. Распустились без крепкой руки.

      – А ну, открывайте, сварновы дети!

      Штефану пришлось долго кричать, пока глухие олухи, охраняющие замок, не проснулись. Вояки, дери их за ногу!

      Он громко выругался, наблюдая за поднявшейся на башнях суетой. Замелькали горящие факелы, заскрипели поворотные механизмы, и черная громада медленно поползла вниз, чтобы с громким скрежетом встать в склизкую выемку у самых ног коня. Вороной испуганно дернулся, но Штефан удержал его и заставил ступить на потемневший от времени деревянный настил.

      – Ваше сиятельство!

      Из распахнутых ворот навстречу ему выбежал низкорослый лысый человечек.

      – Ваше сиятельство, с возвращением! – рискуя попасть под копыта коня, кланялся незнакомец. – Так рады, уж так рады вас видеть!

      Доски скрипели, черная вода под ними недовольно бурлила, бормотала что-то на старом стобардском, пенилась злобными бурунами, а человечек все кланялся и угодливо изгибался, пытаясь заглянуть ему в глаза.

      – Ты кто? – нахмурился Штефан.

      Не помнил он этого… слизняка. Вот, хоть убей, не помнил.

      – Я Винкош, Ваше сиятельство, – продолжал приседать человечек. – Управляющий Белвиля.

      Ишь ты, управляющий. А рожа мерзкая, сразу видать, вор и мошенник. И страхом от него за кье несет.

      – Уволен, – резко бросил он и, не обращая внимания на причитания слизняка, въехал под низкие своды крепостных ворот.

      – С возвращением, Ваше сиятельство!

      Так, а этого он знает. Высокий, худой, седые волосы черной лентой подвязаны, длинный нос свисает почти до подбородка…

      – Лершик?

      Штефан вгляделся в унылое, похожее на лошадиное лицо.

      – Он самый, милорд, – бледные губы дворецкого растянулись в подобие улыбки, но глаза оставались настороженными.

      – А ты не меняешься, – Штефан соскочил с коня и бросил поводья подбежавшему мальчишке. – Вели баню затопить, да девчонку какую-нибудь посмышленее пришли.

      Он покосился на застывших у порога слуг и добавил:

      – Только пусть умоется, надоело уже на немытые рожи смотреть.

      Грязь под сапогами смачно чавкнула, заставив Штефана поморщиться. Не двор, а конюшня…

      – Будет исполнено, Ваше сиятельство, – проблеял Лершик.

      Но