«Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!. Андрей Буровский

и несчастный: ему тоже завтра на работу. Спал и военный инженер Зайцев, тоже с женой и двумя дочками ненамного младше Пети.

      Кроме Кацев, могли не спать девочки: они по ночам читали при настольной лампе. Пролетарии ругались из-за этого с Зайцевыми: требовали, чтобы они платили за сожженное дочками электричество. И, конечно, могла не спать баба Кира – она вообще непонятно когда спала.

      Но открыл дед! Это здорово, что открыл любимый старый дед. У деда прямо лицо задрожало от радости:

      – Наконец-то! Мы совсем думали, тебя опять на сборы…

      Прошлым летом Петю и правда увезли на сборы Осоавиахима. Увезли срочно, он не успел забежать домой, а порученец с первого курса поленился, сообщил только на другой день.

      Никого и никогда не было у Пети ближе и родней странной мужской семьи, в которой (как грустно шутил папа) женщины не выживали. Маму Петя не помнил, бабушку помнил, но смутно. Об отце и о нем, Пете, всегда заботился дед. «За маму и за бабушку», – говорил папа.

      Дед и сейчас помчался греть чайник, доставал из буфета колбасу, масло… Папа уже лежал в постели: ему тоже завтра рано на работу, как всем. При виде Пети папа тут же вылез, накинул облезлый халат. Оказалось, Петя и правда хочет есть. Петя давно знал – папе и деду всегда лучше рассказывать правду. Глотая чай, Петя шепотом рассказывал о своих приключениях. Почему шепотом? Потому что в коммунальной квартире по ночам всегда говорят шепотом. Дед вполголоса орал, проклиная на идиш костный мозг, печень и семя негодяев, которые напали на внука. А вот папа… Папа закурил папиросу, и глаза у него стали словно бы оловянные. Тихо, склоняя голову то на одно, то на другое плечо, папа стал задавать вопросы. Следователь торопился, нервничал, папа был каменно спокоен – но вопросы-то были те же самые.

      Дедушка хватался за сердце, сдавленно кричал: «Яхве! Яхве! Яхве!» Он морщился, невольно повышал голос и сам же прикладывал палец к губам.

      Папа голоса не повысил, но дед верил каждому слову внука, и ему было все ясно. А вот папа не очень верил, что Петя сказал ему все. Папа совершенно ничего не понимал: кто и зачем напал на Петю. Петя – тоже.

      – Потому что, сынок, это ведь вовсе никакие не уголовники. И говорят по-немецки…

      – Когда я сел, один из них еще сказал по-немецки, что я «готов».

      – А потом посветил фонариком и понял, что надо добивать, – неприятно усмехнулся папа. – Кстати, а как твоя печень?

      – Еще болит…

      Бок вздулся, внутри сильно болело. Папа засуетился, где-то у него лежала на такие случаи припасенная левомициновая мазь. А дедушка, как всегда, стал с папой яростно ссориться:

      – Левомицин?! Что такое левомицин?! Мазать надо гусиным жиром!

      – Папа, не выдумывай, ничего нет хорошего в твоих гусях.

      – В моих?! Мальчишка, ты сказал отцу «в моих»?!

      – Ну не в моих же…

      – Гусь – это еда! Гусь – это шкварки! Гусь – это перина! Гусь – это спасение!

      – Гусь – это клопы…

      – Какую ерунду ты несешь!

      – Разве нет? Подушка набита гусиным