Место в Мозаике (сборник). Алексей Смирнов

видел, что ты сделал.

      Свирид перестал дышать – может быть, потому что вдруг объявился человек, имеющий некоторое представление о его тайне; возможно, что и полное представление… А может быть, всё дело было в том, что парикмахер слишком сдавил ему горло, затягивая простыню.

      – Я видел, что ты сделал, – повторил парикмахер, – и потому оставлю тебе челку. Нельзя состригать всё. Ты знаешь, что в волосах скрывается великая сила?

      Свирид молчал, лицо его пылало, как при скарлатине. Сначала он думал пискнуть, что якобы ничего не делал – не понимает вообще, о чем идет речь. Спустя секунду он передумал пискнуть.

      Слотченко зашел сзади, и ножницы лязгнули.

      – Ты не один такой, – сказал он с торжественностью, переходившей в безучастность, как и положено в стране, где подвиг становится рядовым событием. – Я тоже умею выходить на коллатераль, и не только я. Таких людей не очень много, и это хорошо, потому что они заправляют событиями и направляют историю. В основном это писатели и офицеры. Ты понимаешь, о чем я говорю?

      Свирид мотнул головой, и Николай Володьевич резко отдернул руку с ножницами.

      – Не вертись, пораню! Так понимаешь или нет?

      – Что такое колла… – Свирид не докончил, докончил парикмахер:

      – …тераль, – кивнул он, и Свирид увидел этот кивок отраженным в зеркале. – Это запасной путь. Другой. По-научному – альтернативный. Когда тебе очень хочется, ты можешь пойти по другому пути. Например, в таком исключительно неприятном случае, который стал разворачиваться у вас дома. Это большой дар, талант, его необходимо развивать.

      – Зачем? – спросил Свирид.

      Ножницы зависли над макушкой.

      – Хороший вопрос. Необходимо, но не всегда. Иногда его надо душить в зародыше. Ты представляешь, какая начнется путаница, если таких людей станет слишком много? Приходится пропалывать. Для этого и существует, в частности, парикмахер при Доме офицеров и Доме писателей. Он отнимает силу… я отнимаю силу. Вот этим. – Слотченко пощелкал ножницами. – Имеющий силу способен отнять ее у другого имеющего силу.

      – И вы отнимете? – пролепетал Свирид. Он был готов отдать свою непонятную силу добровольно, без стрижки. Слотченко теперь настолько пугал его, что страхи Свирида утратили очерченность и превратились в клубящийся комок ужаса.

      Николай Володьевич усмехнулся:

      – Существует разнарядка. Знаешь, что это такое? Можно оставить, скажем, десять человек из ста. А девяносто расстрелять. – Он улыбнулся. – Шучу, не бойся. Разнарядка еще не выполнена, а ты – сын моего товарища. Поэтому ты останешься при силе – разве что немного поделишься со мной, но иначе нельзя. Надо делиться. А потом ты станешь парикмахером.

      – Хорошо, – кивнул Свирид. Салон стал двоиться и делиться на рожки, но Николай Володьевич отстриг еще одну прядь, и двоение прекратилось.

      – Быстро же ты соглашаешься, – пожурил Свирида Слотченко. – Разве ты не хотел стать писателем?

      – Хотел. – На глазах у Свирида выступили