От Каина. Александр Верт

не боясь вымазать свою последнюю рубашку.

      В животе вместо голодного урчания повисло ощущение грубой тупой боли. Сколько он не ел? Дней или недель? Он и сам не знал, потеряв ход времени.

      «Ты можешь получить все, что захочешь» − всплывали в голове чужие слова.

      − Захочешь…

      Машинально прошептав это слово, он протянул руку к тонкой полоске неба между крышами домов, наблюдая, как из мрака плавно опускаются мелкие снежинки.

      Ему нравилось ловить едва различимые мгновения реальности. Он наслаждался чувством замирания снежинок у кончиков пальцев, а после восхищался порывом ветра, не позволившим небесной белизне коснуться руки.

      Раскрытая кисть, протянутая к небу, резко сжалась в кулак. Проступили жилы и вены под бледной кожей. Он ударил в стенку бака и тут же выпрыгнул. Рубашка зацепилась за металлический выступ, порвалась, но он спокойно приземлился босыми ногами на заледеневший асфальт.

      «Что ж, значит, она свое изжила», − подумал он, рубашкой вытер измазанные руки и швырнул ее в мусорный бак, под которым был его маленький клад.

      Он извлек сверток из добротной черной ткани, развернул его и, достав старинные кожаные ботинки, шустро натянул их на ноги. Встряхнул сукно и накинул на плечи. Для мальчишки этот плащ был велик, но бережно подшитый край решал эту проблему.

      Он вышел на ближайшую улицу и тут же застыл у зеркальной витрины, увидев свое отражение. Все тот же двенадцатилетний мальчик с мягкими чертами лица. Белые волосы едва касались мочки уха, а красные глаза зловеще блестели в темноте.

      Он понятия не имел, как видят его другие. Что бы им ни мерещилось в ночи, это было иллюзией.

      Он же видел реальность.

      Это постоянство раздражало, но он только вздыхал, натягивал на голову капюшон и тихо уходил.

      «Что же ты делаешь?» – спрашивал тот же голос в голове.

      Ему хотелось ответить «Прости», но зная, что мысль его будет услышана, сказал:

      − Иди к черту!

      Он любил ночной город: тишину, пустоту улиц и огни фонарей. В длинных дорогах со светом на обочине он видел много свободы. Однако нынче неоновые огни все чаще жгли глаза пестрой бессмысленностью. Благо, эта улица была иной. Она выстилала его путь большими желтыми кругами, едва касающимися друг друга. Только светофоры кое-где добавляли красок.

      Он думал о любимых кремовых пирожных, клубничном джеме и вкуснейшей корочке черного хлеба и нервно облизывал губы.

      Денег у него не было. Он мог легко заработать или расплатиться иллюзией. Протянуть клочок бумаги или пустую ладонь, заставить поверить во что угодно, получить свое и мирно уйти. Мог жить по-королевски, только это скучно и вызывает изжогу.

      «Лучше бы ты воровал деньги», – снова вмешался голос.

      В ответ мальчишка только улыбнулся.

      Он просто хотел поесть и интуитивно искал место с приятным запахом. Нужная дверь нашлась очень быстро.

      Все замки устроены одинаково, и он знает как.

      Щелчок. Дверь открыта.

      Он тихо зашел в кафе. Не беспокоясь о часах и приличиях, сварил себе кофе, взял вчерашнее пирожное с одинокой клубничкой и расположился за столиком у окна.

      Сделал глоток, изучая руками изгиб горячей чашки, не спеша набрасываться на еду, словно его привел сюда не голод, а поиск места для размышлений.

      Однако внезапно понял, что совсем скоро заряженное ружье будет смотреть ему в спину.

      Это показалось ему забавным, даже романтичным – в веке технологий быть застреленным из старой охотничьей двустволки. Но человек не станет стрелять.

      Где-то позади скрипнула половица.

      − Спокойно, старик, − прошептал мальчишка. – Не нервничай, просто вызывай милицию-полицию, кто у вас вообще сейчас? Но пока они едут, посиди со мной, а я, пожалуй, допью кофе.

      Хозяин лавки подошел ближе и застыл.

      − Это ты. Это, правда, ты! – воскликнул он, падая на колени.

      Старые иссохшие руки вцеплялись в черное сукно.

      − Это знамение Божье!

      − Стоп. Стоп. Стоп! Старик, ты что-то явно путаешь.

      − Нет, это был именно ты. Я никогда не забуду эти глаза!

      Мальчишка снисходительно улыбнулся.

      − Поверь мне, ты принимаешь меня за кого-то другого…

      − Нет, я вижу твое истинное лицо!

      Растерянный ребенок не смог ответить.

      − Белые волосы и красные глаза, − продолжал старик, стоя на коленях. – Только нет той дерзкой улыбки, как тогда. Помнишь? Помнишь ли ты меня?

      Мальчишка отрицательно покачал головой.

      − Жировичи, 5 мая 1963 года! – воскликнул старик. – Ты сидел и… Погоди!

      Он вскочил и помчался куда-то с проворностью молодого юнца, но в дверях обернулся.

      − Только прошу тебя, не исчезай. Ведь я всю жизнь тебя искал.

      Оставшись один, мальчик попытался вспомнить