Скрипач. Русское каприччио. Степан Митяев

Дрейк со своей теорией инопланетного разума, который, как выяснилось, породил и давно управляет всеми нами, неразумными. И Бог бы с этим его увлечением, если бы Боря предавался ему по-тихому, не беспокоя окружающих. Так нет же: как все истово верующие, он принялся бродить по институтским кабинетам и неустанно обращать сотрудников в свое уфологическое учение.

      Гроза становилась неминуемой. В конце концов, институтскому начальству это брожение надоело, и оно вызвало Агапкина на ковер, куда он явился с кучей плакатов и записей. Оглядев собравшихся торжествующим взглядом, мессия инопланетного пришествия произнес пламенную речь, в конце которой обвинил весь научный совет в косности и мракобесии.

      Уволить молодого специалиста в те времена было непросто, но с Агапкиным обошлось без осложнений. После нескольких вполне обоснованных выговоров за опоздания и невыполненную работу проповеднику новой религии предложили уйти «по собственному».

      Пару месяцев непризнанный мессия слонялся без дела, пока, наконец, не забрел в планетарий на Садовом, куда и устроился читать лекции, вступив, как полагается, во Всесоюзное общество «Знание». Рассказывать посетителям про пришельцев ему, правда, не разрешили, но какую-никакую зарплату положили. А главное, у него значительно прибавилось свободного времени, что позволило еще глубже проникать в суть инопланетного присутствия на Земле и не пропускать ни одной значимой тусовки, где обсуждались неотложные меры для установления контактов с братьями по разуму.

      Жена Агапкина, очкастая аспирантка Маша, которая выходила замуж за подающего надежды ученого, так же, как и институтский совет, не выдержала нашествия пришельцев в голову мужа и ушла к продавцу пуховиков в Луже, ставшего впоследствии владельцем торговой сети.

      Агапкин переживал дня два, после чего организовал неформальный клуб уфологов среди постоянных посетителей пивнухи на Красной Пресне. Там начался путь бывшего научного сотрудника и лектора общества «Знание» на помойку московского бытия.

      ***

      На следующий день Скрипачом овладела острая мизантропия. Все без исключения прохожие казались ему исчадиями ада, и когда один из упакованных гостей столицы, протягивая стольник, попросил Мурку, музыкант, сыгравший за свою бульварную жизнь десять тысяч Мурок, буркнул, что всякую дрянь он не играет. Гость слегка оторопел, деньги спрятал в карман и гордо удалился со своей напомаженной спутницей.

      – А для меня сыграете?

      Скрипач повернул голову и увидел Авторитета. На душе стало полегче. Не только потому, что его ждало щедрое вознаграждение, но и от того, что он с необъяснимой симпатией относился к этому седому человеку, который минимум раз в неделю приходил на Бульвар в сопровождении хмурого охранника и, усевшись в принесенное раскладное кресло, подолгу слушал, как играет музыкант.

      – Шучу… Обойдемся без «Мурки». Сыграйте что-нибудь на ваш вкус.

      Скрипач