Как все было. Джулиан Барнс

что мало знать меня, чтобы составить представление о моем лучшем друге, Оливер может произвести на постороннего человека неблагоприятное впечатление. Я объяснил, что у Оливера есть некоторые странные вкусы и привычки, но если не обращать на них внимания, то легко доберешься до настоящего Оливера. Предупредил, что окна у него могут оказаться зашторены и в квартире будет пахнуть ароматическими палочками. Но если она постарается держаться так, как будто не находит в этом ничего необыкновенного, все получится хорошо. Она так и держалась, как будто не видит ничего такого, и мне показалось, что Оливеру это скорее не понравилось. По совести говоря, Оливер ведь любит ошарашить человека. Ему приятно на свои выкрутасы получать отклик.

      – Он вовсе оказался не такой чудак, как ты описывал, приятель твой, – сказала Джилиан, когда мы вышли.

      – Ну и хорошо.

      Я не стал ей объяснять, что Оливер, вопреки обыкновению, вел себя удивительным паинькой.

      – Он мне понравился. Смешной. И собой довольно недурен. Он что, красится?

      – Никогда не замечал.

      – Просто освещение, наверно, такое.

      Позже, вечером, когда мы сидели за ужином на свежем воздухе, я, приняв вторую кружку горького, уж не знаю, что на меня нашло, расхрабрился и сам задал вопрос:

      – А ты красишь губы?

      Мы разговаривали совсем о другом, и я брякнул это просто так, ни с того ни с сего, но у меня было такое чувство, как будто на самом деле мы говорим об Оливере, и меня обрадовало, что она тоже ответила так, как будто мы не переставали говорить об Оливере, хотя в промежутке перебрано было много разных других тем.

      – Нет. Разве ты не видишь?

      – Я в этих делах плохо разбираюсь.

      Перед ней на тарелке лежал недоеденный цыпленок и стоял недопитый стакан белого вина. А посредине стола горела толстая красная свеча, пламя ее потрескивало в лужице растопленного воска, рядом со свечой – пластмассовая голубая фиалка. При свете этой свечи я впервые по-настоящему вгляделся в ее лицо. Она… Ну, вы ведь ее видели. Заметили у нее на левой щеке пятнышко веснушек? Заметили? Ну, все равно. В тот вечер волосы у нее были зачесаны от ушей вверх и заколоты двумя черепаховыми заколками, глаза казались темными-темными, и я просто не мог отвести взгляд. Смотрю, смотрю в лучах тающей свечи и не могу наглядеться.

      – И я тоже, – наконец проговорил я.

      – Чего – тоже? – на этот раз она не подхватила прерванную нить разговора.

      – Тоже не крашу губы.

      – Ну и хорошо. А на твой взгляд, ничего, что я ношу варенки и кроссовки?

      – По мне, можешь носить все, что тебе вздумается.

      – Неосмотрительное высказывание.

      – У меня неосмотрительное настроение.

      Позже я довез ее до дома, где она снимала квартиру на пару с подругой, и стоял, облокотясь о ржавую чугунную загородку, пока она искала в сумочке ключ. Она позволила мне поцеловать себя. Я поцеловал ее очень бережно, отстранился, посмотрел