Князь Рус. Наталья Павлищева

не тянуло, а сын – это хорошо, потому согласно кивнул.

      Немного поговорили о Волхове, потом князь все же поинтересовался:

      – Почему Рус спрашивал тебя?

      – Он тоже князь и заботится о Роде.

      – Князь… – рассмеялся Словен. Нет, о Роде придется многие годы заботиться только ему.

      – Ты почему Полисть обижаешь невниманием?

      – Это она тебе пожаловалась? – У Словена заходили желваки.

      – Ты плохо знаешь свою жену, Словен. Она никогда не станет жаловаться. И без жалоб вижу.

      Не зная, что ответить, князь поморщился:

      – Это с чего?

      – У счастливой женщины глаза блестят, и она их блеск прячет, чтоб не сглазили. А у несчастной не блестят, но тоже прячет, чтобы не заметили.

      – Так какая разница?

      – Я заметил.

      – Тебе показалось.

      – Словен, Полисть хорошая женщина, если она тебе не нужна, отпусти к Русу.

      – К кому?! – вытаращил глаза князь.

      – Брату отдай.

      – Зачем она ему?

      – Рус давно на Полисть заглядывается, неужто не видишь?

      – Он сам подсказал мне на ней жениться…

      – Чтобы девушку от смерти спасти. Он не мог жениться без позволения князя как старшего брата, а ты мог, ведь ты был вдовцом.

      Словену стало досадно. Полисть ему нравилась, хотел взять за себя, но не хотелось враждовать из-за жены с Хазаром. Но чтоб девушка и Русу нравилась, такого не замечал. Была еще одна причина досады – ревность к брату. Строптиво проворчал:

      – Но и Полисть ко мне тянуло, сама говорила.

      – Вот и не упускай этого. Не порть жизнь Полисти и себе, другой такой тебе не найти.

      Тимар уже пожалел, что сказал Словену о Русе, теперь князь будет маяться ревностью. Но если сделанное можно переделать, то сказанного не воротишь, как ни жалей. Оставалось надеяться на разумность Словена.

      – Князь, ты хоть со мной почаще советуйся, подскажу. Не бери все на себя, слишком тяжкая ноша. И не требуй от людей невозможного.

      Трудно сказать, что из услышанного понял Словен, наверное, все, но запомнил больше слова о брате и своей жене. Вот это беспокоило Тимара. Позвал к себе Илмеру.

      О чем так долго беседовали волхв и сестра князей, не знал никто, но, видно, были причины.

      Когда куда-то отходил мальчишка, все взрослые, заметившие это, с тревогой следили за ним глазами, все же вокруг чужие земли. Если взрослый человек – глядели спокойней. А когда на берег реки удалился Тимар, никто и внимания не обратил. Волхву людская толпа помеха, ему одиночество нужно, чтобы с богами говорить. Он да Илмера уходили и появлялись вдруг и жили словно своей жизнью. Она не была отдельной от обоза, но оба никого в нее не пускали. Даже Волхова, который теперь вечно крутился подле Тимара.

      Волхв действительно удалился от людей, чтобы вести неспешные беседы с себе подобными. Усевшись на камне, он достал из кожаного мешка какие-то фигурки, разложил, некоторое время внимательно смотрел на них и переложил иначе. Если бы кто-то подсмотрел со стороны, показалось бы, что Тимар разговаривает сам с собой. Он спрашивал,