Рассветники. Юрий Никитин

могил, называющие себя археологами…

      И хотя умом понятно, что ревность – пережиток темных веков, когда секс был небезопасен, то есть, если женщина даже от единоразовой связи с другим забеременеет, то в ее чреве будешь выращивать чужого ребенка и тем самым кому-то обеспечивать бессмертие, однако все равно грустно, если не сказать больше, что ее на работе время от времени мнут чужие руки, что с охотой или без с кем-то вяжется, и хотя мне совсем нет угрозы выращивать чужой генетический материал, но вот это дикое наследие очень уж дает о себе знать и очень даже портит настроение…

      Она внимательно посмотрела на меня поверх края вазочки:

      – Ты что-то посерьезнел… даже помрачнел. Что-то случилось?

      Я указал взглядом на участок дороги в трех-четырех шагах. Туда с дерева слетел воробей, внизу по асфальту ветерок лениво гонит пару длинных ярко-желтых волос, блеснули на солнце так ярко, что сразу вспомнил легенду о золотых волосах Изольды.

      Воробей торопливо подхватил сокровище, то ли женские, то ли из театрального реквизита, и, часто-часто хлопая крылышками, стремительно взлетел и пропал в тугом переплетении веток.

      Помню, в детстве я сидел на крыльце деревенского домика у дедушки, грелся на весеннем солнышке, а с крыши то и дело торопливо слетали две птички, воробьи, наверное, и спешно собирали на дорожке сухие травинки.

      Я поразился, с каким азартом они перебирают их, выхватывают подходящие по длине, и, часто-часто трепеща крылышками, взлетают под крышу. Дедушка сказал, что там вьют гнездо, а потом в нем выведут птенчиков.

      Как-то я взобрался по лестнице и заглянул в укромное место, прежде всего поразился, как умело эти крохотные птички сплели гнездо из травинок, очень удобное, уютное и теплое.

      Энн проследила взглядом за воробьем.

      – И… что?

      – Знаешь, – сказал я неожиданно даже для себя, – а давай вместе вить гнездо…

      Она в удивлении вскинула брови:

      – Гнездо? Какое гнездо?

      – Для жизни, – объяснил я и понял, что несу какую-то чушь, сейчас жить можно где угодно. – Я хочу ложиться с тобой и просыпаться с тобой.

      Она хмыкнула:

      – Для этого разве нужно гнездо? Или тебе негде жить? Тогда проще перебраться ко мне и перебыть нужное время. Пока подберешь подходящую.

      – У меня есть квартира, – ответил я. – Своя. Хорошая.

      Она посмотрела на меня очень внимательно:

      – Ты что, такой традиционалист? По тебе бы не сказала.

      – Почему?

      – Ты занимаешься какими-то научными работами. Хайтековец?

      – Да.

      – Ну вот, а вы должны быть впереди планеты всей.

      – То работа, – ответил я. – А эмоциональная составляющая… гм… пока живу в этом теле из костей и мяса, лучше буду с ним уживаться, чем бунтовать, как святой Антоний, и тратить силы на умерщвление плоти.

      Она выглядела озадаченной.

      – Трансгуманисты, как я слышала, решают эти проблемы просто мастурбацией, не