Заповедник для академиков. Кир Булычев

дают.

      – Ваш Алмазов, – сказала Лидочка с прямотой дамы с хорошим дореволюционным воспитанием, – мне ничуть не симпатичен, и я не собираюсь с ним сближаться.

      – Я вижу, что вы искренняя, – сказала Альбиночка, – но ваше решение так мало значит!

      – Если оно так мало значит, зачем со мной разговаривать!

      – Потому что я хочу, чтобы вы отсюда уехали. Тут же.

      – Почему?

      – Вы ему страшно понравились! Если вы останетесь здесь, Лида, вы обречены. Я клянусь вам.

      – Вы ревнуете? – спросила Лида. Чтобы что-то спросить – нельзя же так: слушать и молчать.

      – Господи, сколько вам лет?! – Альбина сморщила нос, нахмурилась, сразу стала старше – даже в полутьме видно. Наверное, со стороны они кажутся добрыми подружками, обсуждающими мелкие дела – какую шляпку купить или где достать муфту из кролика. Пустяки… делят чекиста Алмазова, а он Лидочке вовсе не нужен. Не нужен, но как не хочется признаваться в этом мямле с томными глазками. «Боишься потерять паек и защиту, надеешься, что он возьмет тебя в жены и станешь ты комиссаршей на конфискованном фарфоре». Эти мысли неслись где-то в подсознании и никак не отражались на лице Лидочки – она вела себя как ирокез на ответственных переговорах с бледнолицыми.

      – Разве мой возраст так важен? – спросила Лидочка.

      – Я думаю, вам не больше двадцати, – сказала Альбина. – А мне уже тридцать.

      – И что из этого следует? – Лидочкиному тщеславию захотелось поглядеть на себя со стороны. Приятно быть сильнее и знать, что Альбина вымаливает у нее то, что Лидочке не нужно, то, с чем она готова расстаться, не имея. Но пускай помучается.

      – Вы его любите? – спросила Лидочка.

      – Господи, о чем вы говорите?

      – Тогда зачем вы со мной разговариваете?

      – Потому что вы еще ребенок, вы не понимаете, на что себя обрекаете, если попадете в когти этому стервятнику.

      – А вы?

      – Обо мне уже можно не думать, со мной все кончено. Он – моя последняя надежда, нет, не надежда – он моя последняя соломинка.

      Лидочке хотелось ей сказать: «Не говорите красиво!» – но нельзя переступать определенные правила поведения. Хорошо бы кто-нибудь сейчас пришел, и тогда бы разговор кончился…

      Альбина, как и следовало ожидать, достала из махонькой бисерной сумочки махонький шелковый платочек. Из сумочки вырвался такой заряд запаха французских духов, что Лидочка чуть не лопнула от зависти. Сейчас бы сказать ей: меняюсь – тебе Алмазов, мне духи.

      Альбина промакивала глаза, чтобы не потекла тушь с ресниц.

      – Я не могу, он для меня все…

      – Я даю вам честное слово, – сказала Лидочка, – честное благородное слово, что у меня нет ровным счетом никаких видов на вашего Алмазова. Мне он даже противен. Я скорее умру, чем буду с ним близка.

      – Вы честно говорите?

      – Я же дала честное слово.

      – Тогда вам надо будет скрыться из Москвы.

      «Господи, она просто дурочка! Она забыла, где мы живем».