Теория невероятности. Вячеслав Назаров

мины,

      гудят семена!

      Коротко скажем о следующем разделе – разделе любовной лирики «Ты всегда впереди, между солнцем и мной». В нём герой, следуя естественному течению жизни, переходит от романтизированного образа «снежной королевы» ко вполне земному «Тамара, девочка, жена».

      Чуть подробнее остановимся на разделе «И морем быть нетрудно мне», который включает в себя стихи о природе. Герой здесь уходит из дома в поисках «летающих глаз» стрекозы, ловит еле слышный звон фарфоровой чашки на блюдце, предвосхищающий шторм; становится морем, сквозь которое «проплывает пугливая кефаль»; наблюдает, как «пальмовые перья тихо гладят рыжую зарю», но, забывшись, даже в яростной белой морской волне видит сибирскую метель.

      На примере природной лирики, требующей особой изобразительности, легче проследить одну особенность стихов Вячеслава Назарова.

      Галина Шлёнская в статье «Свести мельчайшее с огромным» (1984) пишет, что Вячеслав Назаров своим «формальным учителем» считал Сергея Эйзенштейна. Дело в том, что Назаров несколько лет проработал режиссёром на Красноярской студии телевидения и привык к выразительным средствам кино. «Работа режиссёра неизбежно накладывала свой отпечаток и на его поэтическое творчество, – пишет Галина Максимовна. – Ему было дорого у Эйзенштейна «интеллектуальное построение формы», предельная насыщенность кинофразы, экономия выразительного материала. Ему хотелось достигнуть в стихе подобного лаконизма конструкций, чёткости монтажного контрапункта».

      И действительно, при более близком знакомстве со стихами Назарова складывается ощущение, что он не просто создаёт поэтический текст, но скрупулёзно выстраивает последовательность кадров, чтобы наиболее точно передать видимую ему картину. Стихи при этом становятся не только носителями поэтической мысли, но и проводниками визуальной эстетики. Это можно встретить у Назарова в разных текстах: например, в стихотворениях «Побег», «Я знаю, как ели в Сибири растут», «Полдень», «Август», «Цепная реакция», «Шторм», «Триптих», «Странный аппарат – стрекоза». Вот несколько строк из последнего:

      Тело – былинка.

      Крылья – газ.

      На тонкой былинке соцветие глаз.

      Тысяча тысяч зрительных пор

      впитывает простор.

      Стрекоза – на пальце.

      Я – над ней.

      Мы видим оба,

      что на дне:

      лягушки-квакушки,

      жуки-плавунцы,

      пескари – мамы,

      пескари – отцы.

      От природной лирики перейдём к разделу, носящему название «От камня в лапе к лазерным лучам». Он объединяет в себе тексты на тему, о которой уже было упомянуто выше, но не остановиться подробнее на ней мы не можем. Это тема научно-технического прогресса, осознанной ответственности человека за вверенный ему мир, тема рационального использования научного знания, несовместимости гения и злодейства, неготовности человека встретиться с другим разумным видом ни в космосе, ни на Земле.

      Назаров подробно говорил об этом в повестях «Синий дым» (первая