Придурки, или Урок драматического искусства (сборник). Виктор Левашов

Ну да, расстрел. Я же вам сказала, что знаю.

      Пауза.

      ШКОЛЬНИКОВ. Вы верите в другую жизнь?

      ФРОЛОВА. Конечно. А как же можно в нее не верить? Как можно допустить, что это и есть жизнь? Это не жизнь. Все перепуталось. Раньше жизнь давалось человеку как испытание. А потом наступал ад или рай. Сейчас сначала идет ад, и если человек остался в нем человеком, он награждается жизнью.

      ШКОЛЬНИКОВ (с иронией). Райской?

      ФРОЛОВА. Нет, обыкновенной. Самой обыкновенной. Это и есть рай. Мы не умели ценить жизнь. Нет, не умели. За это и платим.

      ШКОЛЬНИКОВ. Мы?

      ФРОЛОВА. И вы. Конечно, и вы. У вас – жизнь? Да у вас хуже, чем ад. И нет даже надежды на освобождение. Разве вы не поняли еще, почему вас так тянет к нам? Да потому что в этом сарае есть то, чего вы лишены изначально.

      ШКОЛЬНИКОВ. Я знаю, что это. Искусство.

      ФРОЛОВА. А это и есть свобода.

      Пауза.

      ШКОЛЬНИКОВ. Продолжим. Можете ли вы сообщить какие-либо сведения, касающиеся контрреволюционной, антисоветской или любой другой враждебной деятельности бывшего художественного руководителя вашего театра Сундукова?

      ФРОЛОВА. Нет.

      ШКОЛЬНИКОВ (пишет). «Нет»… Вел ли Сундуков с вами или при вас какие-либо разговоры, которые свидетельствовали бы о его антисоветских настроениях?

      ФРОЛОВА. Нет.

      ШКОЛЬНИКОВ. «Нет»… Известно ли вам о таких разговорах от третьих лиц?

      ФРОЛОВА. Нет.

      ШКОЛЬНИКОВ. «Нет»… Лариса Юрьевна, а теперь – самое главное. Вы много лет работали с Сундуковым, играли в его спектаклях, были своим человеком в его доме. Припомните: вырывались же у него какие-то шутки, анекдоты, сомнительные замечания. Вроде того, что сознание – жалкий раб обстоятельств. Заметьте, я не спрашиваю ни о чем серьезном. Таком, как «вся страна – лагерь». Что-нибудь брошенное мимоходом, вскользь, какой-нибудь парадокс… Можете вспомнить?

      ФРОЛОВА. Нет.

      ШКОЛЬНИКОВ. Поверьте, я хочу вам помочь. Ваш талант – это редчайший алмаз. Он принадлежит не только вам. Он – национальное достояние. Вы должны вернуться на большую сцену. Должны своим талантом служить народу. Обжигать, потрясать, согревать сердца и души советских людей. Они выстояли в этой страшной войне. Они спасли мир от фашистской чумы. И сейчас, как никогда, ваш талант нужен им. Мне не суждено стать артистом. Я так и останусь более или менее способным любителем. Но я никогда себе не прощу, если не сделаю все, чтобы сохранить для советского искусства вас – легендарную Ларису Рейн!.. Вы верите мне?

      ФРОЛОВА. Спасибо, голубчик. Да, верю.

      ШКОЛЬНИКОВ. Так помогите же мне! Вспомните хотя бы мелочь, ерунду. Сундукову это не повредит, ему уже ничего не повредит, а вам поможет. Это будет знак вашей искренности, готовности помочь следствию. Понимаете?

      ФРОЛОВА. Да. Но… Нет, ничего не могу вспомнить.

      ШКОЛЬНИКОВ. Не можете или не хотите?

      ФРОЛОВА. Не могу.

      ШКОЛЬНИКОВ. Что ж, пишите: «С моих слов записано верно». И распишитесь.

      ФРОЛОВА (расписавшись). Что все это значит?

      ШКОЛЬНИКОВ. Четыре месяца назад на вас поступил