Энциклопедия русской православной культуры. Павел Милюков

ое от материального и ставившего душу на недосягаемую высоту над «материей», утверждали, что именно духовная жизнь должна составить исключительный предмет внимания историка, а внешняя обстановка лишь жалкая шелуха, разбираться в которой есть дело праздного любопытства.

      Мировоззрение начала XX века уже не может более противопоставлять духовную культуру материальной: на ту и другую одинаково приходится смотреть как на продукт человеческой общественности.

      Сторонники экономического материализма, по-видимому, ожидают, что явления духовной жизни русского народа мы будем объяснять при помощи материальных условий быта. В некоторых случаях такое объяснение даже стало более или менее обычным, например, в истории раскола. Но, отказавшись выводить «духовное» из «материального» – точно так же, как и противопоставлять одно другому, – мы тем самым уже поставили иную задачу для исторических объяснений духовной жизни. Можно, в известном смысле, согласиться, что весь процесс человеческой эволюции совершается под влиянием могущественного импульса – необходимости приспособиться к окружающей среде. Но отношения человека к окружающей среде не ограничиваются одной только экономической потребностью. В человеческой психике отношения эти являются настолько уже дифференцированными, что историку приходится отказаться от всякой надежды свести все их к какому-то первобытному единству. Ему остается лишь следить за параллельным развитием и дальнейшим дифференцированием различных сторон человеческой натуры в доступном его наблюдениям периоде социального процесса. Составляя вместе одно неразрывное целое, все эти стороны развиваются, конечно, в теснейшей связи и взаимодействии. Мы найдем при этом, что процесс, которым развивались совесть и мысль русского народа, в существе своем воспроизводит те же черты, какими этот процесс характеризуется в других местах и в другие времена истории. Так и должно быть, если верно наше положение, что эволюция так называемых «духовных» потребностей имеет свою собственную внутреннюю закономерность.

      Такие наблюдатели и судьи, как Белинский и Достоевский, признали, в конце концов, самой коренной чертой русского национального характера способность усваивать всевозможные черты любого национального типа. Другими словами, наиболее выдающейся чертой русского народного склада оказалась полная неопределенность и отсутствие резко выраженного собственного национального обличья.

      За границей нередко можно натолкнуться на косвенное подтверждение этого вывода. В наших соотечественниках часто узнают русских только потому, что не могут заметить в них никаких резких национальных особенностей, которые бы отличали француза, англичанина, немца и вообще представителя какой-либо культурной нации Европы. Если угодно, в этом наблюдении заключается не только отрицательная, но и некоторая положительная характеристика. Народ, на который культура не наложила еще резкого отпечатка, народ со всевозможными и богатыми задатками, в элементарном, зародышевом виде, и с преобладанием притом первобытных добродетелей и пороков – это, очевидно, тот самый народ, в общественном строе которого можно найти столько незаконченного и элементарного. При желании можно усмотреть в этом обещание на будущее. Но это уже предмет веры, а не точного знания.

      ЦЕРКОВЬ И ВЕРА

      Начало русской религиозности

      Противоположные мнения о значении религии для русской культуры. Характер религиозности русского общества по принятии христианства (по материалам «Киево-Печерского патерика»). Особенности древнейшего русского подвижничества. Физический труд как духовный подвиг. Бдение и пост, борьба с плотью и ночными страхами. Недостижимость высших форм подвижничества. Негативное отношение монахов к начитанности и учености. Греческий устав и его нарушение монахами Киево-Печерской обители. Состояние религиозности в мирском обществе. Отношение монастыря к миру и мира к монастырю.

      Культурное влияние Церкви и религии было, безусловно, преобладающим в исторической жизни русского народа. Таково оно всегда бывает у всех народов, находящихся на одинаковой ступени развития. Но сохранилось мнение – очень распространенное, – по которому преобладающее влияние Церкви считалось специальной национальной особенностью именно русской нации. Из этой особенности одни выводили все достоинства русской жизни, тогда как другие склонны были объяснять этим ее недостатки. В глазах первых, качества истинного христианина являются и национальными чертами русского характера. Русскому свойственна в высшей степени та преданность воле Божией, та любовь и смирение, та общительность с ближними и устремление всех помыслов к Небу, которые составляют самую сущность христианской этики. Это полное совпадение христианских качеств с народными ручается и за великую будущность русского народа. Таково было мнение родоначальников славянофильства; его пыталось освежить и поколение интеллигенции 90-х гг XIX в., получившее неожиданное влияние на молодежь, выросшую под впечатлениями мировых войн и постигшей суть катастрофы.

      ^{П. Я. Чаадаев – духовный отец «западников»}

      Этому