Тамарин. Михаил Авдеев

Они курили, попивали и разговаривали. Эта легкая, острая беседа долетала до меня и приятно нежила мой провинциальный слух, перебирая звучные знакомые мне понаслышке имена. Вся она осталась у меня в памяти.

      – Ну, что Саша поделывает? – спросил Тамарин.

      – Растолстел ужасно, а все первый мазурист.

      – Ну а К.? Урод по-прежнему?

      – Еще хуже, он сходил с ума прошедшей весной, и у него остался вид помешанного… уморителен!

      – А брат его Василий? Этот, надеюсь не сошел: ему не с чего.

      – Напротив, душа моя! Представь странность: этот нашел на ум.

      – На чей же это? Разве занял у кого-нибудь: ему ведь не привыкать делать долги.

      – Нет, ему Москва дала ум напрокат! Вот как это было: приезжаю я в Москву нынешней зимой, вообрази мое удивление, меня все спрашивают: «Что Базиль К***? знаете вы Базиля К***? вот умный молодой человек! вот злой язык!» Я отвечаю, что знаю одного, да полно, про него ли вы спрашиваете? «Базиль К***, которого сестра за Иваном В***». – «Точно так. Только его мы знаем за дурака; разве поумнел в отпуску». Все мне возражают: какой он дурак! Помилуйте, он был здесь проездом и на балу у В*** очень зло сострил над одним известным дураком. Что ж оказывается? Он повторил bon-mot, которое было сказано о нем же несколько лет назад тобой, или мной, или кем-то из умных людей. И вот как делается репутация! Стоит ли после этого быть умным!

      – Мой милый, давно известно, что дуракам счастье. Кстати о дураках: что барон? Ты его видел в Петербурге?

      – Как же, дня за три до отъезда я его встретил на вечере у N. Там я узнал, что ты живешь здесь.

      – А! Разве еще обо мне говорят в Петербурге?

      – Очень мало. Разве иногда вспоминают твои bons-mots, анекдоты, или последнюю твою историю, которая наделала много шуму. Именно о тебе и вспомнили по случаю возвращения баронессы. Говорят, что она сюда нарочно приезжала для тебя и что у вас снова что-то вышло. Правда?

      – Вздор! Мы с ней встретились нечаянно. А ее ты видел?

      – На этом же самом вечере. Она была чрезвычайно интересна, но холодна как мрамор. Верно, тебе мы этим обязаны. В доброе старое время наша любовь жгла, Тамарин, а теперь, видно, только морозит.

      – В таком случае оставайся верным шампанскому, тогда твоя любовь будет очень хорошо пристроена.

      – Как твоя у Вареньки… так кажется?

      Это имя было так неожиданно брошено в разговор, что сон, который начинал было клонить меня, мигом прошел; я думаю, что даже я повернулся на диване, потому что Сергей Петрович оборотился и посмотрел на меня; но я закрыл глаза и притворился спящим. Князь тоже взглянул на меня.

      – Qui est ce butor? – спросил он вполголоса.

      Я тогда не понял этого слова и только после в лексиконе у детей нашел его не совсем выгодное значение.

      – C'est notre voisin, – отвечал Тамарин, – un bon-homme accompli; он спит, – прибавил он.

      – Я думал, не родственник ли он твоей Вареньки.

      – Нет, но он друг дома.

      – То