Вечная ночь. Полина Дашкова

поднырнул под ленту ограждения. Свидетели остались стоять на обочине.

      – Вот хрен они его поймают. Кстати, сейчас полнолуние. На маньяков луна действует очень сильно.

      – А ты откуда знаешь?

      – Книжки читаю.

      Соловьев оглянулся. Свидетели стояли, обнявшись, и смотрели, как выплывает из-за тучи бледный, идеально круглый лунный диск.

      – Здесь все кусты и ветки поломаны, – тихо заметил эксперт, – как будто ураган прошел.

      Фонарный луч медленно полз по кругу.

      – В такой темноте бесполезно, – сказал старший лейтенант Антон Горбунов, – надо ждать рассвета.

      Соловьев ничего не ответил. Луч уперся в тонкий ствол молодой березы. Дерево покосилось, как будто его правда трепал ураган, пытаясь вырвать из земли с корнем. Соловьев вернулся к телу.

      Сладкий запах ударил в ноздри. Действительно, похоже на карамель или жвачку. Надо было вылить всю бутылку, чтобы так пахло. Пустая пластиковая бутылка валялась тут же. На этикетке улыбался младенец, завернутый в розовое полотенце. «Беби дрим». Масло после купания. Пятьсот миллилитров. Такие продаются во всех аптеках. Соловьев заметил, что крышка на месте, завинчена, и подумал, что отпечатки скорее всего стерты. Убийца аккуратист.

      Луч скользнул по руке с ярко накрашенными короткими ногтями.

      – Училась, – пробормотал Соловьев, – наверное, хорошо училась.

      – Почему вы так думаете? – удивился эксперт.

      – Характерное утолщение на верхней фаланге среднего пальца. Такая мозоль бывает у тех, кто много пишет от руки.

      «Вот тебе и первое различие, – подумал Соловьев, – у тех троих подростков пальчики были ровные, без всяких утолщений. Им не приходилось писать от руки. Они нигде не учились, иначе их бы обязательно кто-нибудь опознал».

      – Стоп, а это что тут у нас? – Соловьев осторожно отогнул пучок сухой прошлогодней травы.

      «А вот и второе различие. Впрочем, это может оказаться случайностью. Не стоит пока делать никаких выводов».

      – О боже, – выдохнул эксперт и подцепил пинцетом голубую прозрачную соску-пустышку.

      На секунду все замолчали. Стало тихо, и от тишины как-то особенно холодно. Руки в резиновых перчатках заледенели. Соловьеву показалось, что где-то далеко щебечет одинокая птица. Не могло быть никаких птиц, кроме ворон, сейчас в этом лесу, в начале апреля, в заморозки. Однако щебет не умолкал. Дмитрий Владимирович медленно пошел на звук, прощупывая фонарным лучом каждый сантиметр.

      Звонил мобильный телефон. Он валялся под деревом, симпатичный, ярко-розовый, с брелком – золотой туфелькой.

      «Третье различие. Но все-таки почерк поразительно похож. Неужели опять он?»

      Соловьев осторожно поднял телефон, нажал кнопку.

      – Алло! Женя! Где ты? Алло! Что молчишь? Женя, доченька…

      Хриплый женский голос шарахнул Соловьеву в ухо из маленькой трубки, как пулеметная