Ставок больше нет. Жан-Поль Сартр

рикрывает за собой дверь, осторожно приближается к Еве.

      Она ничего не слышит, лежит на постели в ночной рубашке, поверх которой надето элегантное домашнее платье. Ноги укрыты меховым покрывалом.

      Некоторое время Андре Шарлье рассматривает страдальческое лицо жены, затем наклоняется и тихо зовет:

      – Ева… Ева…

      Ее глаза не открываются. На лице гримаса боли. Она забылась сном.

      Андре выпрямляется, смотрит на стакан с водой, стоящий на прикроватном столике, достает из кармана флакончик с дозатором, подносит к стакану и медленно отмеривает несколько капель.

      В это мгновение Ева дергает головой, он прячет флакон в карман и впивается в спящую жену острым взглядом.

Гостиная квартиры Шарлье

      В соседней гостиной у широко открытого окна стоит молодая девушка и смотрит на улицу. По проспекту грохочут сапогами марширующие солдаты.

      Андре Шарлье входит в гостиную и закрывает дверь в спальню. На его лице появляется заботливое выражение.

      Девушка оборачивается на звук закрывшейся двери.

      Она хороша собой и юна, ей лет семнадцать, ее личико, серьезное и напряженное, не утратило детской округлости.

      За окном хрипло грянула походная песня, звучащая размеренно, в такт чеканному шагу.

      Девушка резко закрывает окно; видно, что она с трудом справляется с волнением.

      – Так и маршируют с самого утра! – обернувшись, раздраженно бросает она.

      Словно не замечая ее, Андре делает несколько шагов по гостиной и с озабоченным видом останавливается возле дивана. Девушка подходит к нему, тревожно всматриваясь в его лицо. Он бросает на нее взгляд и с полной безнадежностью отвечает:

      – Спит…

      – Думаете, есть надежда, что она выздоровеет?

      Андре молчит.

      Девушка капризно упирается коленом в диван и дергает Андре за рукав. Еще немного и она заплачет. И вдруг ее прорывает:

      – Не смейте обращаться со мной как с девчонкой! Отвечайте!

      Андре смотрит на свояченицу, тихонько гладит ее по волосам и со всей нежностью и сдерживаемой болью, на которые способен, шепчет:

      – Вам понадобится все ваше мужество, Люсетта.

      Девушка разражается слезами и утыкается головой в спинку дивана. Ее отчаяние искренне, глубоко, но по-детски эгоистично; она не более, чем избалованное дитя…

      – Люсетта… – шепчет Андре.

      – Оставьте меня… – трясет она головой, – оставьте… Я не желаю быть мужественной, это слишком несправедливо, в конце концов! Что станется со мной без нее?..

      – Люсетта! Успокойтесь… прошу вас… – не переставая гладить ее по волосам и плечу, повторяет он. Она отстраняется, зажав голову руками и, уперевшись локтями в колени, стонет:

      – Сил моих больше нет!

      Андре огибает диван. Поскольку за ним никто не наблюдает, к нему вновь возвращается жесткий взгляд; он внимательно следит за поведением девушки.

      – Надеешься-надеешься, и вдруг на тебе, больше надеяться не на что! С ума можно сойти… Да известно ли вам, что она для меня значит? – С этими словами Люсетта резко поворачивает голову, и лицо Андре вмиг обретает участливое выражение. – Она мне гораздо больше, чем сестра, Андре… – продолжает девушка сквозь слезы. – Это еще и мать, и лучшая подруга… вам не понять, никому меня не понять!

      – Люсетта! – усаживаясь рядом с ней, шепчет Андре с нежным укором. – Это моя жена…

      Она в смятении смотрит на Андре и протягивает ему руку.

      – И впрямь, Андре, простите меня… Но знаете, без нее мне будет так одиноко на свете…

      – А как же я, Люсетта? – Андре притягивает девушку к себе. Она доверчиво приникает к его плечу. – Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя одинокой, пока я с вами, – лицемерно говорит он. – Мы никогда не расстанемся. Я уверен, что такова воля Евы. Мы будем жить вместе, Люсетта.

      Девушка успокоенно закрывает глаза и по-детски всхлипывает.

Улица заговорщиков

      Взвод жандармов, подчиняющийся Правителю, сворачивает на людную улицу. Плоские кепи с коротким козырьком, обтянутые темными рубашками торсы, портупеи из блестящей кожи, автоматы на ремнях – они грохочут сапогами по мостовой. Внезапно над строем взлетает походный марш. Прохожие оглядываются, расступаются, иные возвращаются в свои дома.

      Женщина с коляской медленно разворачивается посреди разбегающихся в разные стороны горожан и спокойно удаляется.

      Два вооруженных автоматами командира в касках идут впереди взвода… Улица пустеет, не сразу, но как-то подчеркнуто враждебно по отношению к военным. Небольшая толпа у дверей бакалейной лавки расходится, словно повинуясь молчаливому приказу. Люди заворачивают во дворы, скрываются в подъездах.

      Хозяйки, обступавшие повозки зеленщиц, как по команде исчезают, а какой-то мальчуган, засунув руки в карманы, нарочито медленно пересекает улицу прямо под носом командиров…

      Прислонившись