Сказки для страшных снов. Юана Фокс

он нервно чиркнул одной и сломал. Попытался поджечь вторую – и она треснула пополам. Он вспыхнул от стыда так, что от него самого можно было сигарету поджечь, но она тепло улыбнулась ему, и вынув коробок из трясущихся, грубых рук, легко и изящно подпалила кончик своей сигареты сама. Затянулась, выдохнула, передала тлеющую, вонючую палочку ему… Он, едва не застонав от благодарности за ее чуткость, сжал сигарету двумя пальцами, затянулся и улыбнулся ей широко, по-детски, совершенно влюбленно…

      Тут, наверное, общей сигарете и сделать бы дело «трубки мира», и он бы, покурив вместе на балконе, осмелел от ее кокетства, и принялся травить смешные байки, и они хохотали бы, как дети, а потом он даже обнял бы ее, и им было так хорошо, тепло и просто вместе, будто они подростки, и все так безоблачно и чудно… Когда бы ни одно «но»… Ничего подобного. Конечно, им очень-очень этого всего хотелось, простой и идиллической картинки, чтоб потянуться к нему-ней, тихо вторя один другому – «как хорошо, что у меня теперь есть ты!» Нет. Он не смог. Она не подалась к нему.

      Слишком неуютно им было от самих себя. Слишком страшно и грустно, потерявшимся и больным…

      Так и просидели по своим углам, перебрасываясь ободряющими и робкими фразами, стараясь не смотреть на шарф и перчатки. Пока не стало неприлично поздно, и она нехотя намекнула, что пора обоим и честь знать.

      – Чтож, Коля, до завтра! – улыбнулась она на пороге, пожимая его ладонь кончиками пальцев.

      – Да-да, Машенька, я приду, непременно ждите! – горячо подался он к ней, но она мягко отстранилась:

      – Я буду, только вы идите сейчас, ведь поздно!

      И он ушел, окрыленный.

      Каждый из них остался в своей арктической, оглушающей пустоте.

      – Мне почти сорок лет, и уж в таком-то возрасте глупо стесняться того, что ты… э-э, не совсем как все! – сказал он себе, глядя в летний антрацит ночного неба. «А сорок один тебе никогда не будет!» – нрасмешливо подмигнули звезды, и он отдернулся от этой злой правды, как всегда.

      Но раз они «не-такие» оба, вроде есть какая-то надежда – верно? Приоткрыв шторку, она жадно смотрела ему в спину, умоляя глазами «вернись, приходи завтра, а лучше сейчас, у нас так мало времени!» С разложением трудно спорить, она уже наполовину прах, один только этот пергаментом хрустящий голос чего стоит… Это все ненадолго, ненадолго! Природа дышит ей в спину, сидит на плечах и вопрошает – «а ты почему до сих пор на ногах? Ну, погоди, я до тебя доберусь, что там тебе осталось – пару недель, и то если протянешь?»

      – Да и хотя бы… – кинула на стол она свои надоевшие перчатки, и скривившись в отвращении, посмотрела на грубо склеенные почерневшие раны запястий. «Завтра же попрошу его остаться, для какого черта я из себя порядочную деву корчу, зачем мне теперь это ваше идиотское воспитание?» – разозлилась она, и резко распахнув створки шкафа, выхватила фото родителей в рамке, швырнула об пол с сатанинской силой. «Это все из-за вас, из-за этих ваших моралей – любовь одна, траляля, верность, честность!