Название | Дети |
---|---|
Автор произведения | Наоми Френкель |
Жанр | Историческая литература |
Серия | Саул и Иоанна |
Издательство | Историческая литература |
Год выпуска | 1967 |
isbn | 978-965-7288-49-8 |
– Но, Ганс! Твоя мать приняла еврейскую веру, когда родила тебя. Стала еврейкой. И ты – еврей.
– Тогда я не придал этому значения. Да и улица добавила объяснения к выкладкам книги доктора Моргенфельда.
– Улица, Ганс?
– Улица, отец. На улицах с восторгом пели: «В еврейской вере ничего неверно, она – источник скверны!» Тебе, верно, знакома эта песенка, отец?
– Еще бы. Кто ее не знает в наши дни?
– Ну вот. Так встретились объяснения доктора Моргенфельда со словами песенки. Я был сыном скверны в глазах у всех. В глазах евреев, потому что моя мать – христианка, и кровь христиан...
– Но, Ганс, я ведь тебе сказал! – вскрикнул доктор.
– Конечно, отец, конечно, сказал. Но как я мог это понять. Был подростком в глазах моего городка, нечистым, потому что отец мой еврей. Путаница и бестолковщина дошли до апогея, когда в один из дней я узнал правду.
– Мать вернула меня к жизни?
– Нет. Не она, а господин Детхольд Айзенбрехер.
– Детхольд Айзенбрехер? Не помню, что был знаком таким человеком.
– Конечно же, не был, отец. Однажды он появился в гостинице матери. Ему необходимо было поправить здоровье, ибо, несмотря на такое имя – «ломающий железо», он был худосочен и нищ. Но чувствовалось в нем, что праотцы его в первобытных лесах Пруссии ломали железо и наследовали своему худосочному потомку преклонение перед сталью, железом, и всему им подобному по крепости и мощи. Он часто любил повторять – «мы, из пехоты», и слово – «инфантерия» произносил так, что каждая буква вытягивалась по стойке «смирно» под его языком. Все живые существа у него делились на два сорта: те, кто служил в инфантерии, и те, кто этого не удостоился. Так, что в один из дней терпение мое лопнуло, и я сообщил ему, что мой отец служил в инфантерии.
– Не дай Бог! Никогда! Я был фронтовым врачом.
– Конечно, отец, я это знал. Да и Детхольд Айзенбрехер знал, он поднял на меня свои голубые глаза странным и сильным взглядом, а моя мать опустила голову. Какое-то беспокойство прокралось в мою душу, не из-за матери, которая отвечала на его ухаживания. Мне было почти пятнадцать лет, и я понимал ее одиночество и видел господина Детхольда Айзенбрехера... Кстати, отец, Детхольд был промышленником, выпускал духи, и крепкий их запах всегда шел от него... Я видел его хозяином в доме матери... И не из-за матери у меня было тяжело на сердце, а из-за странной атмосферы, которая начала окружать твое имя в доме.
– Хм-м, – хмыкнул доктор.
– Неожиданно это показалось мне подозрительным, пока... не открылась мне правда.
– Он сказал тебе? Производитель духов сказал тебе?
– Нет, отец, правда открылась мне на кладбище...
– Что? – воскликнул доктор. – Опять на кладбище?
– Отец, – удивился сын, – что ты сердишься на кладбище? Кладбище в нашем городке было удивительным местом. Именно его предпочитали влюбленные парочки любому другому приятному и таинственному уголку в нашем городке. И меня тянуло туда – уединиться