Дети. Наоми Френкель

приятно будет смотреть на нее. Снова будет обслуживать нас целую жизнь. Тебя и твоих детей. Сегодня же дам объявление в газету. Только не сгибать голову. Упрашивать служанок? Нет, дорогой внук, нет. Пока я еще глава семьи! Гейнц, собирайся в дорогу, подвезешь меня к бирже, и как можно быстрей.

      Гейнц торопится взять шапку и пальто. Но по пути заходит в кабинет отца – позвонить. Вечером – встреча друзей дома. Он собирается напомнить доктору Гейзе о встрече и попросить его, чтобы он освободил Иоанну от уроков в одиннадцать часов. Но положил трубку на место и снова поднял – позвонить Александру. Телефон звонит. Голос доктора Гейзе. Доктор рассказывает, что случайно зашел к нему учитель из класса Иоанны, и на просьбу освободить ее от занятий, ответил, что она вообще не появлялась сегодня в классе.

      – Ага, да, да, – бормочет Гейнц, – вероятно, Эдит взяла ее куда-то. Все в порядке, доктор, – и с покрасневшим лицом кладет на место трубку. Опять этот секрет Иоанны всплыл. Что с ней? Где она? Что с ней происходит в последнее время? С большим беспокойством Гейнц снова берет трубку. Да, Александр еще дома. Шпац из Нюрнберга у него. Да, он обещает прийти на встречу друзей в память господина Леви, происходящую один раз в месяц в доме Леви.

      Он выходит из кабинета отца, и дед уже идет ему навстречу, выпрямив спину. В руках его черная трость с серебряным набалдашником для прогулок. Шаги его звучат даже по мягкому ковру в коридоре. Поднимает дед строгий взгляд на внука, покручивает усы, и решительно поводит головой в его сторону.

      Дед и внук выходят наружу, в день, который им обоим не по душе.

      Глава шестая

      Испытывая чувство удовлетворения сделанным, Александр положил руки на подлокотники кресла, как человек, желающий отдохнуть.

      – Гейнц? – спросил его Шпац из Нюрнберга?

      – Гейнц?

      Александр и Шпац кивают друг другу в знак согласия, во всяком случае, в том, что касается телефонного разговора с Гейнцем. Александр говорит, продолжая спорить со Шпацем.

      – Вольдемар, но это невероятная, абсолютная глупость.

      Александр собирается перейти к письменному столу. Перед столом сидит Шпац и ерошит и без того непричесанные волосы. Александр, по пути к столу, останавливается около окна.

      Серое утро, холодное и вьюжное. Александр извлекает из кармана носовой платок. И Шпац взволнованный этим утром, вскакивает с кресла, по привычке подтягивает брюки, словно они вот-вот упадут, и начинает нервно ходить по комнате. Останавливается возле окна, рядом с Александром, отряхивает с колен соринки, влажные туфли его скрипят.

      Александр хмыкает, выражая неудовольствие. Этот молодой человек, без конца отряхивающийся в то время, когда за его спиной, снаружи, завывает зимний ветер, ерошащий и без того запутанную шевелюру, пытающийся спастись от реальности, действует ему на нервы.

      – Сядь, Вольдемар, сядь, – говорит Александр приказным тоном.

      Шпац немедленно возвращается в кресло. Александр сопровождает его, и перед тем, как сесть, Шпац вскрикивает:

      –