Дети. Наоми Френкель

занимается наведением порядка во всем большом доме.

      – Господин Гейнц, – застывает она от неожиданности, – вы здесь? Вас разыскивали по всему дому.

      – А-а, да, да, – смущенно бормочет Гейнц – не слышал. Был очень занят.

      – Вы всегда заняты, господин Гейнц, очень заняты. А я уже несколько дней хотела с вами поговорить. Вчера хотела, но был в доме большой праздник в связи с выигрышем в лотерею уважаемым господином, вечером...

      – Вечером придут гости. Видно, не найдется удобное время для нашего разговора. Только вот, сейчас... – отвечает Гейнц с неожиданным для него лукавым тоном в голосе.

      Старуха в его глазах, как явившийся во время ангел, спасающий его от членов семьи, шумящих в доме. В любой миг они могут появиться в гостиной, начать изводить его своими заботами и выражением изумления по поводу его внезапного появления. Добрыми глазами смотрит Гейнц на старуху, всю в складках не очень белого фартука, охватывающего ее широкое тело.

      – Именно, сейчас подходящее время для разговора. Тем более, что не было у меня еще росинки во рту, даже глотка кофе.

      – Что вы говорите, господин Гейнц? – Скрещивает старуха в панике на фартуке маленькие, жирные свои ручки. – Как же это вы ничего не ели? До того были заняты? – и столько жалости в ее глазках.

      – Теперь там, внизу, кофе остыло.

      – Ничего, – успокаивает ее Гейнц, – пойдем к вам в кухню, Эмми. Нет лучше места, чем кухня, в такое утро.

      В кухне звенит электрическая кофеварка. На окне спущены жалюзи. Вьюжное утро не ощущается в теплой сумеречной кухне. Белые плитки, покрывающие стены, блестят. Гейнц опускается со вздохом облегчения на белую скамью около стола. Эмми лихорадочно хлопочет вокруг него: ей надо спасти его от голодной смерти. За считанные минуты стол уставлен блюдами, и Эмми уже наливает ему кофе. Гейнц погружается в приятный покой безделья, желая лишь одного – оставаться в этой нирване как можно больше времени. Прикрыв глаза, расслабленно чувствует тепло окружающей его кухни,. Эмми усаживается на стул, напротив него, и смущенным, непривычным для нее голосом начинает разговор:

      – Господин Гейнц, я хотела поговорить с вами.

      – Что-то случилось, Эмми? Что-то неприятное?

      Эмми энергично качает головой в знак отрицания.

      – У вас беда, Эмми? Говорите. Я сделаю для вас все, что в моих силах.

      – Нет, нет, господин Гейнц, – влажно сверкают глаза Эмми, – вы не должны обо мне беспокоиться. Ничего не случилось, никакой беды. Просто я хочу вам сообщить, что должна покинуть ваш дом. Да... – неожиданно повышает она голос, как бы желая этим преодолеть смущение и проявить смелость. – Это все, что я хотела сказать.

      – Что? Вы хотите навсегда оставить наш дом?!

      – Да, господин Гейнц, именно это я хочу сделать.

      – Но почему, Эмми? Что случилось?

      – Господин Гейнц, ничего не случилось, но...

      – Эмми, – в голосе Гейнца прорезаются нервные нотки, речь становится торопливой, – как это