Маленький искатель приключений. Повесть о послевоенном детстве. Игорь Андреевич Филиппов

не было понятно. А ещё видел одноногих и одноруких инвалидов войны. И совсем без ног, которые всё-таки ездили на таких маленьких мосточках с колёсиками-подшипниками, отталкиваясь от земли не руками, а специальными деревянными штуками. И я, лежа под иглой бородатого, вдруг так ясно представляю себя с зашитым ртом и почему-то без ног на подшипниках, что слёзы льются сами собой.

      Бородатый продолжает зашивать, обзывая меня всякими ласковыми словами. Это он меня утешает. И я потихоньку привыкаю и успокаиваюсь. Хирург штопает меня долго. Он накладывает на мою губу и подбородок много швов. И говорит, что задета кость в подбородке, и что он мне её почистил. Через несколько дней меня надо снова к нему на осмотр, а потом уже не надо, потому что к нам домой придет та самая женщина в белом, которая оказалась его сестрой – надо же! – и вытащит у меня швы прямо дома. Зубному врачу показывать меня не обязательно, потому что два поломанных зуба – молочные, и скоро сами вылетят. Их вытолкнут новые зубы. А ещё бородатый говорит отцу, что я держался как герой, потому что не орал, и что шрамы украшают настоящего мужчину.

      Всю мою голову забинтовывают, и я становлюсь как всамделишный раненый герой войны. Меня везут домой, где с нетерпением ожидают мама, бабушка и Рекс. Рекс сначала пугается моей забинтованной головы и удирает, да и пахнет от меня неприятно госпиталем и лекарствами, но потом узнаёт и долго облизывает, норовя лизнуть под бинтами. И его прогоняют от меня подальше. Рекс ложится в уголке и преданно смотрит на меня, отчаянно вертя обрубком хвоста, часто дыша и улыбаясь. Отец рассказывает, как меня штопали, и что надо со мной делать потом. Наконец все родные успокаиваются, и я засыпаю в своей кровати под их тихий разговор… Вся нижняя часть лица потихоньку оттаивает и начинает болеть…

      Снегурочки. Раны мои заживают, «как на собаке». Так все говорят друг другу, когда обсуждают моё приключение. Потому, что быстро. Через три дня я совсем перестаю ощущать боль, с меня снимают повязку, везут к хирургу, а ещё через неделю появляется его сестра – белая женщина – и вытаскивает швы. Оказывается, швы – это кусочки ниток, которыми меня штопал брат белой женщины, хирург. В местах вытащенных швов остаются маленькие дырочки, которые тоже быстро заживают. Меня часто навещает Сашка, который почему-то прячется от родителей, как будто виноват. А Рекс не отходит от меня ни на шаг.

      Санки отец куда-то прячет, так, что мы с Сашкой не можем их найти. Сашка хочет притащить свои, но тут оказывается, что дядя Петя тоже их куда-то «зашхерил». Это новое для нас слово произносит Олег, теперь уже гордо носящий две «галочки» на рукаве, как курсант второго курса. «Зашхерил» – значит «спрятал». Последнее время, вернувшись с практики, Олег постоянно вворачивает в разговор услышанные на корабле военно-морские словечки. Отец его за это не ругает, только смеётся, и говорит, что это – «жаргон», на котором говорят такие вот «жоржики», как Олег. Теперь мне становится непонятно, кто ж такие эти самые «жоржики».

      А вместо санок мне дарят коньки! Отец и мама