На высоте десять тысяч метров. Антон Владиславович Хапилов

руки.

      Сын крепко спит на заднем сиденье автомобиля, и я осторожно беру его на руки, вношу в дом и поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Впереди идет жена отца, она указывает мне дорогу. Позади меня идет отец с чемоданом в руке и моя жена с дорожной сумкой через плечо. Процессия движется в полной тишине. На часах два часа ночи».

      Летом рано светает, поэтому вставать с постели легко. Примерно в половине шестого утра я поднимаюсь, быстро надеваю спортивные трусы, толстовку с капюшоном, кроссовки на босу ногу и выхожу на улицу. Еще со времен своего спортивного детства я всегда бегал. Бегал на тренировках и на соревнованиях. Бегал босиком по песку вдоль кромки прибоя и по извилистым лесным тропинкам. Еще я бегал в сапогах. Это было в армии. Именно там надо было бегать каждое утро, в течение двух лет. Основной особенностью бега того периода были портянки. Как бы ты их не наматывал на ногу, все равно они сползали со ступни вниз, в район пальцев ног, оголяя пятки и создавая дискомфорт в момент бега. В городе Несвиж зимой была температура минус двадцать и ранним утром наша рота выстраивалась по взводам, и мы бежали, держа строй по заснеженной дороге, вокруг замка Радзивилов. Было так холодно, что воздух сиял от белоснежного инея, висящего в воздухе, словно туман. В такие моменты физического напряжения моя армейская душа содрогалась от масштаба происходящего и его неотвратимости. Я был домашним мальчиком, и бег зимней порой остался тяжелым испытанием в моей закаленной душе. Теперь каждую зиму я мечтаю о наступлении лета, времени, когда я надену кроссовки и побегу неспешной трусцой ранним июльским утром. В это время природа еще не проснулась. Легкий туман висит над землей. Солнце только начинает свой путь по видимой части горизонта. И птицы щебечут, спрятавшись в кронах деревьях. И я бегу один одинешенек, скорее даже не бегу, а трушу по асфальтовой дорожке навстречу рассвету.

      «Я шел на встречу с морем, уверовав в необходимости встреч, словно ища утешения у воды, видя ее силу, и напор. Мне казалось, что море тоже одиноко. Наверное, я искал оправдание своей слабости. Среди песчаных дюн и соснового леса было хорошо, а шум прибоя отдавался тихой музыкой в моей душе. Я ощущал себя одним из героев произведений Кнута Гамсуна, не понятым и покинутым. Я бродил у воды, собирая камушки, курил, опустившись на прохладный песок, и смотрел вдаль. Однажды приехал друг по колледжу и привез немного денег. Мы пошли к морю. Был жаркий день и пляж был полон людей. Он сказал:

      – Хочу, что бы ты выпил водочки. Я не могу, за рулем.

      Прохладный алкоголь подействовал положительно, и я разговорился, наверное, устав от долгого молчания. Я вдруг стал рассказывать о Сергее Довлатове, книги которого «поразили меня просто в сердце», но друг лишь улыбнулся моей сентиментальности, признавшись, что читает совсем мало, времени нет. Я понял, что он не читает вообще. Это не говорило о его глупости