Рваная верста. Александр Ёлтышев

чихать, заглох мотор,

      шофёр достал из-под сиденья

      «кривой стартёр».

      И, проклиная бездорожье

      и вспоминая чью-то мать,

      мы с ним ловили искру божью

      и не могли никак поймать.

      Тупое грубое железо

      вертела нервная рука,

      как кружит леший ошалелый

      в глухой чащобе грибника.

      Уже в глазах плясали черти,

      ладони жгло сильней костра,

      и в сумасшедшей круговерти

      нашлась пропавшая искра.

      И, разогнув немую спину,

      тугой баллон с размаху пнув,

      он влез в промозглую кабину,

      туманом руки сполоснув.

      Опять дорога нас кидала,

      как потрясение основ…

      И я зарылся в одеяло

      худых надежд и рваных снов.

      Нас затащили против воли

      в нечистоплотную игру –

      одни топились в алкоголе,

      другие лезли на иглу,

      иные гимны пели строем,

      а кто-то книги жрал запоем.

      Весь этот вздор, вся эта чушь –

      Кривой стартёр для наших душ,

      больных, издёрганных и слабых,

      себя сгубивших на ухабах…

      Взяла машина речку вброд,

      а за стеной тугого ливня

      не то закат, не то восход

      горел пугающе призывно.

* * *

      Он вышел прочь, он вышел навсегда

      и не услышал щелканья запоров,

      он знал, что есть дорога никуда

      вне крупных ссор и мелких разговоров.

      Но где она? Он громко крикнул ей:

      – Пусти к себе, помилуй, сделай чудо!

      Она сказала: – Приходи скорей,

      ко мне ведут тропинки ниоткуда.

      Остановочный пункт «4127-й километр»

      Его названьем одарила

      Транссиба гулкая верста,

      она здесь по лесу бродила

      и в поле грелась у костра.

      А позже люди приезжали

      и под истошный грай ворон

      по сторонам от магистрали

      покрыли гравием перрон,

      вписав в пространство, краской чёрной

      заляпав голубую муть,

      четыре цифры над платформой,

      как номер узнику на грудь.

      И, вымыв руки, в завершении

      ломоть придавленной земли,

      насквозь простреленный движением,

      на карту мира занесли.

      И будут тут экспрессы мчаться,

      чечёткой проносясь в момент

      четыре тысячи сто двадцать

      в окне размытый километр.

      Март

      Когда внезапно созревают строки

      и к жизни появляется азарт,

      царапается в душу тот далёкий

      по памяти рассыпавшийся март…

      Любовь весь мир рванула кверху дном

      (как до сих пор жилось – недоуменье!),

      и в эту ночь устроил астроном

      над нашим лесом лунное затменье.

      Закутавшись в лесную тишину,

      шальною страстью раненая пара,

      смотрели мы, как медленно луну

      от глаз скрывает тень земного шара.

      Ночной