Первородный сон. Владислав Селифанов

как он легонько, почти нежно толкает её ногами, обутыми в мягкие дорогие сапоги-ичиги, и прониклась к нему симпатией.

      «Этот человек гораздо добрее первого!» – Подумала она, вспомнив слухи из таверны, что подобным образом поступают разбойники из нищего квартала города, когда обыскивают бездыханные тела своих жертв. Вживую это оказалось даже щекотным. Меч Тишины словно прочитал её мысли и произнёс:

      – Да. Я тоже только сейчас узнал, что это приятно. Мёртвые не улыбаются, знаешь ли.

      Надежда потухла прямо в глазах «Улианты», как затухает стремительное кхатазское солнце в тропическом сумраке. Человек с клеймом насильника убрал ногу с её груди и наклонился:

      – Итак, как тебя зовут?

      – Мама называет меня Цветочек.

      – И где твоя мать? Ты же живёшь с ней, верно?

      – Я проснулась, вышла в комнату, и её не было. Может, они спустились в таверну за вином?

      Второй меч Тишины пристально посмотрел на неё, взял в руки кувшин с вином и молча стал выливать содержимое на пол. Покончив с одним кувшином, он взялся за второй. Постепенно отодвигаясь от увеличивающейся лужи вина, «Улианта» потихоньку поползла к своей клети – там, в полу под ковриком находился потайной люк. Но бандиты раскусили её замысел. Воин с печатью насильника на лице ласково спросил, подняв клинок в её сторону:

      – Ты хочешь показать нам свою комнату?

      Его напарник продолжал заливать красным, как кровь, вином пол и лужа добралась до чудных гравюр «Улианты», на которые она тратила всё своё свободное время. Девочка заревела, как могут только дети, когда разрушается их маленький мир.

      Глава 7

      На рассвете эльтасмирии спустились во внутренний двор замка. Ливень, всю ночь обрушивавший с небес тонны воды, превратил его в пруд глубиной по колено, заполненный грязной хлюпающей водой. От вечернего спокойствия Поющих мечей, слуг и котов не осталось и следа. Животные вылизывали промокший мех, сидя на крышах хозяйственных построек, и выдавали своё недовольство происходящим резкими помахиваниями хвостов. Измождённые слуги, спасавшие всю ночь рисовые мешки, спали, сидя прямо на земле, по грудь в воде, прислонившись к стенам и дровницам. В их лицах, ставших во сне на удивление похожими друг на друга, читалось странное волнение, словно они видели один и тот же тревожный сон. Те, кто не спал, сновали туда-сюда с различными поручениями. От наблюдений Вельсиолла отвлёк шум у восточных ворот. Поющие мечи готовились открыть двери замка.

      Среди хаоса не терял весёлого расположения духа Теольминт:

      – Мне всё больше нравятся эти кхатазы. У нас ворота открывают стражники, в других странах и вовсе рабы. Здесь же воины-аристократы быстрее утонут, но откроют ворота сами, и в отведённое солнцем время!

      Вельсиолл поймал себя на мысли, что простой, хоть и бывалый лучник Теольминт заметил то, что он, архонт, не смог сразу понять. Поющие мечи не почивали на лаврах страхов простолюдинов. Весь труд по обороне замка они оставляли за собой. Рабы не допускались ни к воротам,