Скептик. Андрей Никитин

s>Владимир Маяковский.

      Смерть – не повод отказаться от жизни.

Андрей Никитин (Временная могила)

      Посвящается моему другу и троюродному брату, Станиславу Гончаруку, который знает, что я скажу, до того, как я это сказал.

      Часть первая

      Ужас открывает глаза

      Глава 1

      Божественный символ

      Эта история произошла в городе Зорецк. Многие скажут, что подобного не может быть, ведь всё в мире подвластно законам физики и логическим правилам. Но иногда, правила словно меняют форму, подстраиваются под нечто другое. Так и произошло в небольшом, тихом городе на окраине Украины, где в очередной раз в неравной схватке встретились силы добра и зла.

      Как проявляет себя зло? Что происходит, когда его нет, и чем вызван факт его появления? Зло не хочет сидеть, притаившись. Оно ищет развлечений, как пьяница в праздник, бродя по городу. Оно желает быть значимым, быть принятым в общество, быть бо́льшей половиной сосуда человеческих эмоций. Наполниться этому сосуду мешает добро. Оно сдерживает все негативные качества оппонента. Но зло не отступает. Потеряв цель, оно идёт дальше, поднимаясь на ноги, ступая вдоль улиц, и каждый его шаг отдаёт в ушах людей криками боли, гнева и ненависти. Где есть зло, там, как тень, есть добро. Оно незримо присутствует, выслеживает эту тень, и уравновешивает жизнь, оттирая те места, которым удалось испачкаться слишком сильно.

      Зло в городе Зорецк когда-то давно проявило себя, но его одолели и спрятали, лишив силы. Оно лежало, беспомощно наблюдая за смехом людей, за радостью в глазах, за улыбками на лицах в солнечный день и накапливало гнев. Зло спало до определённого момента. Оно спало больше пятидесяти лет, пока вновь не проснулось, но задолго до этого появился источник защиты…

      Майский вечер 1968 года дышал прохладой. Бушевала буря, внезапно охватившая город холодными руками. Здание роддома сотрясалось, словно судно в шторм. Свист и скрежет вынудили запереть окна. Молния освещала кроны деревьев, напоминавшие зеленоватые бушующие волны. В палате лежала Жанна. Вот-вот должны были начаться роды. Её увезли под звуки грома, пробегавшие вдоль коридоров. На улице стояла её мать и глядела в небо, держа кулаки, переживая за дочь и отворачиваясь от подхваченного ветром мусора. Молнии вгрызались в небо длинными и тонкими зубами, оставляя в глазах женщины яркий образ паутинных разветвлений. Женщина глядела на здание, с крыши которого слетали куски шифера, как листья с деревьев. Она пыталась вспомнить, когда в последний раз в городе была подобная буря, но не могла. Где-то словно сталкивались тяжёлые вагоны. Молния освещала потёртые надписи на стенах здания, как фотоснимки зафиксировавшие радостные моменты жизни. Роды должны были уже начаться. Минуту назад Жанна в последний раз махнула из окна, перед тем, как её увезли. Безутешная будущая бабушка стояла на улице. Начинался дождь, а она была без зонта. Улица пуста, лишь ветер гулял вдоль города, терзая деревья и гоняя обёртки пустых сигаретных пачек. Женщина глядела в верхние окна, рассчитывая увидеть счастливое лицо дочери и ребёнка.

      Под грохот дождя в роддоме стонала Жанна. Её лицо покрылось потом, она сжимала простынь, впиваясь в неё ногтями. Виднелись белые косточки и голубые вены на молодых кистях. Акушер подбадривала её, слушая, как разрывается за окнами гроза, бросая пучки грохота в здание.

      – Это ничего. Не волнуйтесь, – говорила акушер, – всё будет хорошо. Дышите глубже, не думайте ни о чём кроме ребёнка.

      Жанна стонала и сжимала кулаки, а на улице бушевала гроза. Сильнейшая гроза за последние двадцать лет. Вера Игоревна стояла на улице и глядела в окно, ожидая, когда ей разрешат взглянуть на новорождённого. Она ощущала, что эта ночь отличается от остальных. Казалось, сам создатель наблюдал за зданием роддома и гневался на что-то, сотрясая улицы и город гибельным дыханием. Вера Игоревна, мёрзнущая на ветру, глядела, как молния делила небо на части. За несколько секунд до того, как у неё родилась внучка, она, открыв рот, глядела в небо. Лицо её, освещённое вспышкой, стало стального цвета, глаза блестели, как два изумруда. Вера увидела над зданием роддома молнию, напоминавшую сложенные вместе ладони. Блик исчез, оставив в воспоминаниях навсегда выжженный образ ладоней. Сопоставив время родов с молнией, женщина поняла, что родившаяся девочка не просто так появилась на свет. Она особенная. Она единственная с подобным знаком. На теле новорождённой была маленькая родинка, по форме напоминавшая сердечко. Девочку назвали Таня.

      – Жанна, – говорила бабушка, обращаясь к молодой роженице с младенцем на руках, – твоя дочка особенная. Она отмечена богом. Ты понимаешь это?

      – Не говори глупостей, мама, – сказала уставшая Жанна, держа ребёнка и стараясь отвлечь его от крика, – моя Танечка самая красивая. Конечно она особенная.

      – Да, она прекрасна, – сказала Вера, – но помни о том, что я сказала. Эта девочка изменит нашу привычную жизнь. Береги её, Жанна.

      – Посмотрим, мама, посмотрим, – сказала Жанна, – может и изменит. Мою жизнь она уже изменила.

      Жанна ещё