Хроники Арли. Книга 1. Где я?. Владимир Валерьевич Комарьков

что поделаешь? Со своим ростом я почти ни разу так и не смог собрать свою норму улиток, а, следовательно, и с едой у меня были проблемы. Правда, в последний раз ему за это досталось. Я вздохнул: желудок опять настойчиво напоминал о пропущенном приёме пищи, но к чувству голода я уже привык, голод – это уже мое нормальное состояние в этих местах.

      Сложно вести отсчёт времени, когда для тебя нет разницы: день на дворе, ночь или раннее утро. Там, где мне суждено было вторично появиться на свет – прямо, каламбур получился, – всегда царила тьма. Все мои попытки отмечать время разбивались об отсутствие возможности его измерить. Даже элементарная смена дня и ночи оказалась для меня недоступна. Но что-то надо было придумать, потому что я понимал: все, что удерживает разум в не моем теле – это призрачная надежда. Неважно, на что я рассчитывал, память услужливо вычеркивала каждый прожитый день, оставляя нетронутой мысль, что нужно подождать. Чего? Не имеет значения. Просто подождать, и будет все по-другому.

      Все равно я старался отмечать дни, хотя бы на глаз отмеряя время. Каждая черточка на стене, накарябанная моей рукой, что-то отнимала от моей жизни. Как будто резала саму ее суть. Но если бы этих черточек не было, разуму не за что было цепляться, нечего отмерять. Я скреб стену, выдавливая из надежды еще один день, и истово верил, что ещё чуть-чуть. Осталось немного.

      Как я считал дни? Не знаю. Возможно, я рисовал две за день или не подходил к стене ни разу, падая от усталости в двух шагах от сделанного из более-менее чистого тряпья ложа. Иногда отметина появлялась на стене после сна, или я бросался к календарю в ужасе, понимая, что вот уже несколько дней, как мне казалось, не отметил его ни разу.

      Эти черточки держали на плаву мой слабеющий разум, а каждый прожитый день все больше погружал в пучину беспамятства. Иногда я ловил себя на мысли, что подолгу замираю среди камней и могу так стоять очень долго. Мне кажется, что я жду чего-то. Тридцать чертовых черточек скребли по моей душе ледяными когтями, а я не знал, сколько еще смогу нарисовать на стене.

      Впрочем, когда меня оставляли в покое, я не всегда пребывал в отупении и сидел, уткнувшись в стену лицом. Иногда ясность мысли возвращалась, заставляя анализировать происходящее и требуя от меня активных действий.

      Я неоднократно раздумывал над тем случаем, который возвестил об окончании моей прежней жизни. Бывают моменты, когда понимаешь, что произошло нечто необратимое, поворота обратно можно не ждать. Мои планы на ближайшее время, мои обиды и стремления – все, что составляет жизнь обычного человека, пошло под откос. Был Александр Гроцин, да и весь вышел.

      А потом мне стало не до размышлений. Да и какие тут могут быть размышления, если человек, которого я увидел, выглядел точь-в-точь, как и я: бесформенная юбка, накидка с прорехами и веревка на поясе с измочаленными краями. Какой из него профессиональный похититель?

      Его облик настолько отличался от того, что я ожидал увидеть, что мне не удалось сдержаться.

      – Мужик, ты кто?! – выпалил я, и тут