Фраера. Валерий Горшков

дворянского рода. В нашей квартире проживает еще три человека – все они бессемейные женщины. С одной из них, Алиной Серафимовной Доркиной, мы соседи еще с довоенных времен. Вместе с ней пережили блокаду.

      Профессор как бы между прочим взглянул на часы. Савва Родионович понял вежливый намек и ускорил повествование:

      – Так вот. В блокаду, в самое ее голодное время, люди продавали все, что у них было ценного, буквально за гроши. Точнее, меняли. Скажем, антикварный золотой кулон – на буханку хлеба или банку тушенки. Впрочем, вряд ли это для вас большая новость. Но штука в том, что моя соседка Алина Серафимовна была в блокадные годы активной скупщицей драгоценностей.

      – Всех этих деятелей после войны замело гэбэ, с конфискацией, – равнодушно заметил авторитет и без особого интереса спросил: – Ваша Алина Серафимовна что же, срок мотала?

      – Отнюдь, – с торжествующей улыбкой ответил искусствовед. – Не нашлось таких, кто бы на нее стукнул, – и он скромно потупился.

      Профессор начал въезжать в тему.

      – А откуда вы знаете, что она была скупщицей во время блокады? Разве вы присутствовали при сделках?

      – Нет, но в течение нескольких месяцев к ней приходило очень много народу. Некоторых я знал лично и разговаривал с ними. Им не было особого смысла от меня что-то скрывать. И они рассказывали, что меняли свои раритеты на продукты. Некоторые из этих изделий я ранее видел собственными глазами, на современных аукционах они оценивались бы в десятки, а то и сотни тысяч долларов.

      Дедуля молодого бойца замолчал и выразительно посмотрел на криминального босса.

      Тот не преминул задать следующий вопрос:

      – И откуда же ваша соседка брала столько продуктов, в блокадном-то Ленинграде?

      Искусствовед слегка замялся, но его ответ прозвучал уверенно:

      – Алина, в принципе, человек замкнутый, необщительный. Но я твердо знаю, что до войны и частично во время нее она работала завскладом на оптовой продовольственной базе. Сразу после нападения немцев госпожа Норкина сумками таскала домой тушенку. Будто уже тогда знала все планы Гитлера. Делалось это скрытно, но, когда живешь в таком близком соседстве, некоторые вещи замечаешь поневоле. Кроме того, уже в блокадном Ленинграде она занимала какой-то пост в комиссии по распределению продовольствия. – Старик было замолчал, но после паузы тихо добавил: – В трудные минуты Алина иногда помогала мне куском хлеба.

      – Непонятно все-таки, как ей это сошло с рук, – задумчиво произнес авторитет.

      – Ей просто повезло, – охотно пояснил искусствовед, – практически все ее клиенты в конце концов умерли от голода.

      – А как она жила в послевоенные годы?

      – Скромно, – развел руками старик. – За границу, к примеру, не ездила.

      – Навещает ее кто-нибудь?

      – В том-то и дело, что нет. Похоже, близких родственников Алина Серафимовна не имеет. Впрочем, вы, видимо, можете это проверить по своим каналам, – дед снова бросил на авторитета короткий пристальный взгляд.

      – Другими