Фраера. Валерий Горшков

отличающуюся от дешевой советской медяшки так же сильно, как отличается видимое нами на голубом небосклоне солнце от его реальных размеров.

      Павлов, поглядев на раритет всего несколько секунд, вернул его обратно.

      – Знаешь, – после продолжительной паузы, нарушаемой только свистом свежего ночного ветра, снова заговорил он. – Мне всю жизнь казалось, что со мной должно случиться что-то такое фантастическое, что бывает только в кино или в книжках. Иногда я чувствовал это почти физически, но затем все снова исчезало, а удача проходила стороной. Но сегодня, когда взвыла сирена – веришь? – я снова почувствовал ни с чем не сравнимое ощущение близости чего-то серьезного, значительного, что в корне может изменить всю мою дальнейшую жизнь! И вот, нате, получайте! Все сразу, и выше крыши… А на душе стало неспокойно, понимаешь? Как будто это золото не принесет мне настоящего счастья, а только одни беды и… кровь.

      «Фламинго» между тем сделал левый поворот и почти вплотную подошел к «стенке», где нас уже встречали.

      Катер еще не пришвартовался, а мы с Серегой уже спрыгнули на пирс, перебросились парой слов с поджидающими «Фламинго» ребятами и быстрым шагом направились на камбуз.

      После напряженной работы и неожиданно свалившихся на наши головы нестандартных эмоций есть хотелось много и долго.

      Глава восьмая

      Шмон

      Профессор осторожно надавил на квартирную дверь. Она, как и договаривались, не была защелкнута на замок.

      Включил фонарь. Припоминая ориентировку искусствоведа, нашел комнату скупщицы.

      Легонько толкнул, к счастью не скрипнувшую, дверь.

      Вошел в комнату. Тут же задернул на окнах шторы. Найдя выключатель, зажег люстру.

      Вышел из комнаты. Посмотрел на дверь со стороны коридора. Из-под нее пробивалась полоска света.

      Вернулся в комнату. Подтянул к двери ковровую дорожку, закрывая ею щель.

      Снял ботинки. Только сейчас вспомнил про нитяные перчатки – сказался десятилетний перерыв в такого рода делах.

      Профессор решил на первый раз провести лишь поверхностный шмон – без вскрытия пола и разборки мебели. Он не хотел оставлять следы «несанкционированного обыска» на случай, если делу о пропавшей старухе дадут серьезный ход. Ибо, чтобы ни писали в газетах, далеко не вся городская ментовка у него в кармане. А потом, в удобный момент, если возникнет необходимость, можно будет осмотреть конуру более фундаментально.

      Шмонать жилуху для Профессора – дело совсем не новое. По воровской специальности он – квартирный налетчик. За что и пострадал.

      Одна чувиха, директриса ресторана, оказалась дамой не в меру впечатлительной и при налете на ее хазу сиганула с четвертого этажа.

      Мало того, что живой, стервоза, осталась, но и его адекватно сумела описать…

      Пол он хоть ковырять и не собирался, но осмотрел внимательно. Никаких следов захоронений. Во всех щелях между досками ровный толстый слой пыли.

      Впрочем,