Сброд. Константин Квашин

тоже не думал. Всё его естество было пропитано бурлящими негативными эмоциями, которым суждено было стать шаткой основой его дальнейших действий.

      Духовлад молча проводил противника тяжёлым взглядом. Он прекрасно отдавал себе отчёт, что упустил отличную возможность разделаться с внутренним врагом. А тем временем «спасённая» девушка, с новой силой залилась горькими слезами, припав к его груди.

      Собравшиеся разбои, понимая, что далее динамичных событий ждать бессмысленно, стали расходиться по всем углам Кременца, неся с собой новость о произошедшем инциденте, разумеется, каждым по-своему улучшенную.

      В итоге спаситель и спасённая, остались наедине.

      – Как твоё имя? – поинтересовался главарь успокаивающим тоном.

      – Сбыслава – всё ещё всхлипывая, отозвалась та.

      – Меня зовут Духовлад. Этот человек сделал тебе что-то плохое? – спросил молодой боец, попутно понимая глупость своего вопроса.

      – Нет, не успел… Но если бы не ты… – Сбыслава снова разразилась стенаниями.

      Чувствуя себя неуютно, молодой боец попросил девушку успокоиться, и собрался оставить её, сославшись на важные дела. Но та ещё громче пустилась в плач, причитая о том, что ужасно боится. Отделаться от неё Духовладу удалось, только лишь пообещав, что он проведёт её до жилых помещений прислуги, и впредь обязательно будет навещать.

      ***

      К вечеру слух о новой перебранке между Опарой и Духовладом, уже расползся по всему Медвежьему Воинству. Настроения в непостоянной среде лесных грабителей изменились на диаметрально противоположные вчерашним. Если всего лишь сутки назад, большинство голодранцев осуждало план засады на князя, то теперь все, практически поголовно, поддерживали эту идею. Среди разбоев ходили рассуждения следующего характера: если нам удалось захватить медоварню, перебив сотни охранников, удалось на той же медоварне отбиться от людей Батурия, устроивших облаву (невежественные оборванцы, о разнице между дружинниками и ополченцами, разумеется, не ведали), да ещё и крепость князя захватили почти без потерь, так неужто не перебьём мы пару дюжин телохранителей Батурия?! Иногда дело доходило до откровенного бахвальства, с призывом встретить дружину вообще в «чистом поле», но таких, оторвавшихся от действительности «стратегов», быстро заставляли замолчать, коллективно поднимая насмех.

      У такой резкой смены настроений, была и ещё одна причина: человеком, олицетворявшим призыв «разделить добычу и уйти», был Опара, но теперь его никто всерьёз не воспринимал. Несколько десятков свидетелей неудачного спаривания непризнанного атамана, передали увиденное в самых ярких красках, особо скрупулёзно описывая эпизод с оплеухой. Акцент делался на трусливом поведении Опары, оставившего упомянутый эпизод без внятного ответа, а за подобным лидером не желали следовать даже голодранцы из Медвежьего Воинства.

      Сам Опара, разумеется, в кругу сторонников рассказывал свою версию случившегося, в которой Духовлад напал на него сзади, а